Тринадцатая пуля
Шрифт:
"Реальный Сталин, по многочисленным свидетельствам современников, был человеком выдающимся. Даже его враги признавали это. Уинстон Черчилль, который вообще терпеть не мог всех коммунистов, а главного коммуниста в особенности, признался однажды, что на переговорах в Ялте решил не вставать при появлении советского лидера. Но он ничего не мог с собой поделать, когда увидел входящего в комнату Сталина. Неведомая магнетическая сила подняла всесильного государственного мужа с кресла. Было в этом восточном правителе, вспоминал впоследствии премьер-министр Великобритании, что-то грандиозное, демоническое".
"На долгие страшные тридцать лет он воцарился в России. Конечно, Сталин — фигура исполинская, неординарная. В нем
— Скажите, товарищ Сюхов, почему ваши любимые демократы, ввинтившиеся во власть, никак не могут решить чеченского вопроса? Можете не отвечать. Отвечу я. Они не способны принимать ответственных решений. Пример? — задал он риторический вопрос. — Пожалуйста! Возвращение чеченцев на Кавказ — это ошибка. Большая и трагическая ошибка! И ее необходимо исправлять… Вы знаете, что чеченцы встречали фашистов как дорогих гостей, даря им белых арабских скакунов? Я отлично знаю чеченцев. Они без войны не могут. Война для них — профессия, единственно достойное занятие для мужчины. Это их досуг и хобби. Они ничего другого делать не умеют и никогда не умели. Они просто обожают убивать, мучить и отрезать врагам головы. В этом для них смысл жизни. Дикий народ! Война с Чечней будет длиться вечно, — уверенно продолжал Сталин, — и если чеченцев не загнать в резервации и не содержать там, как диких животных, до тех пор, пока они там не перемрут все до единого, русские мамаши будут умываться кровью своих сынов еще не одно десятилетие.
— Как вы могли додуматься до этого? — ошеломленно сказал я. — Это ведь целый народ! И перед этим народом мы, русские, виноваты. И не только мы, нынешние русские, но и наши предки. Мы как-то подзабыли, что в далеком девятнадцатом веке не чеченцы напали на Россию, а хорошо вооруженная царская армия пришла с огнем и мечом на землю маленькой Чечни. Пришла как агрессор. И с тех пор чеченцы считают русских агрессорами. Я не политик и не знаю, как можно решить эту проблему…
Сталин самодовольно ухмыльнулся:
— А я — знаю. Твердая рука… И я не боюсь ответственных решений…
— Пойдите вы к черту с вашей твердой рукой! Россия и так отстает от всего цивилизованного мира на сто лет…
— А вы думаете, — взорвался Сталин, — это я повинен в том, что Россия всегда отставала в своем развитии от Запада? За годы сталинских пятилеток был ликвидирован разрыв между Западом и Советским Союзом во всех областях науки, техники и промышленности! Мы выиграли величайшую из войн, когда-либо бывших на земле…
— Но какой ценой?! И правда ли, что ликвидировали?..
— Правда, правда… А цена в России другой не бывает. Давно пора всем это понять.
— И все же, — не унимался я, — миллионы погибших… в этом ваша вина. Вам никогда не бывало… не по себе? Можете ответить откровенно?
Сталин надолго задумался. Потом посмотрел на меня и сказал:
— Существует такое понятие, как историческая неизбежность. Надо лишь уметь провидеть ход предстоящих событий. Даром политического предвидения обладают немногие. И лишь единицы обладают способностью управлять этими событиями по своему разумению. Да, я ошибался, признаю, но случалось это редко. Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Эти слова приписывают Марксу, но я-то знаю, что пословица наша, русская. Бывало ли мне не по себе? Пожалуй, нет. Переживания на эмоциональном уровне надо оставить курсисткам, особам, как известно, слабонервным и склонным к обморокам. А политик, когда речь идет о государственных делах, должен действовать, не забивая себе голову вопросами
— Макиавелли? Цель оправдывает средства?
— Это как повернуть. В мире все так перемешано… Вот возьмите, к примеру, приказ, его назвали в народе "Ни шагу назад"… Так вот, если бы не было его, мы могли проиграть бы войну еще в сорок первом! За отступление — расстрел. Настоящий мужчина не имеет права сдаваться в плен! Иначе он не мужчина!
— Может быть… А кто виноват в том, что в начале войны у солдат подчас была одна винтовка на троих? Уж не вы ли? И как прикажете воевать этой винтовкой? Что, стрелять по очереди? И после каждого выстрела передавать винтовку соседу, чтобы тот тоже немножко поупражнялся в меткости?
— Это ложь! Что вы знаете о том времени? Лишь то, что, по мнению находящегося в данный момент у власти политика, вам положено знать. Лишь то, что вам нарыли в архивах журналисты, которые, как проститутки, отдаются тому, кто больше платит, или горе-историки, отличающиеся от писак лишь тем, что меньше берут с клиента. Вот вы сказали: "репрессии". Хотите откровенно? Я глубоко убежден, что бардак, установившийся в нашей стране после 53-го года, есть следствие недостаточно жестко проводившейся до этого политики в отношении врагов народа. Я был непростительно доверчив и оставил на свободе огромное число предателей, изменников, ревизионистов, троцкистов и перерожденцев. Если бы я тогда придушил до конца гидру контрреволюции, сегодня вы жили бы в другой стране…
— Только этого не хватало! Господи, мало вам трупов! А как же мировое общественное мнение? Не поймут же вас на Западе, если вы опять начнете преследовать…
— "Не поймут вас на Западе!.." — передразнил меня собеседник. — Понимают и уважают только силу. Немножко почистим страну, и станет сразу легче дышать, а то народу слишком много развелось — воздуха не хватает. А в Чечне откроем государственный заповедник, где иностранным туристам за валюту будем показывать уцелевших аборигенов.
— Так никакие ж интуристы к вам не поедут…
— Поедут, поедут, — утешил меня Сталин, — иностранцы страх как любят все необычное. А не поедут — не беда: своих будем возить, особенно тех, из бывших автономных республик, чтоб неповадно было даже заикаться о самоопределении!
— Слава Богу, это только слова! Вы отстали от времени. Слишком хорошо сейчас все знают, сколько на вас и ваших подручных крови. Народ за вами не пойдет…
— Вы думаете? — иронично спросил Сталин. — Во-первых, народ устал от бардака и ненавидит богатеньких даже больше, чем в семнадцатом году, а во-вторых, мне ли не знать русский народ! Да у него всегда на уме было одно и то же: как бы поменьше работать да побольше получать. Русские люди всегда обожали собираться в толпы и громить все, что подвернется под руку. А если им еще скажут "грабь награбленное", только другими словами и на официальном, государственном, уровне, то вряд ли найдется сила, которая сможет их удержать.
Я испугался:
— А потом, значит, вы захватите власть?..
— А как же! Конечно, захватим! — уверенно произнес Сталин. — Но сначала, как в семнадцатом, необходимо разогнать к чертовой матери Думу, опыт у нас имеется! Потом овладеем стратегически важными объектами: почтамтом, телеграфом, мостами, вокзалами, аэропортами, складами с оружием и провиантом, банками…
— И банями! Вы забыли бани…
— Вы смеетесь, а одну баню мы уже оприходовали. А вы, — сказал он с грустью, — судите обо мне, ровным счетом ничего не зная. Легко говорить с расстояния во многие и многие годы. И осуждать. А мы работали по двадцать четыре часа в сутки. Мы боролись. Время было такое. Мы были одни во всем мире, и мы были окружены со всех сторон врагами…