Тринадцатый Койот

Триана Кристофер

"Даже ради старого Уэба?"

"Старина Уэб доказал свою бесполезность сегодня, не так ли?"

"А как же тело Джаспера?"

Гленн ворчал. "Мы еще вернем его".

Снег поблек, окутав мыс дымкой, но над Черной горой с неба, подгоняемые арктическим ветром, сыпались хлопья. Белый небосвод тускнел, серая копоть мрака опускалась на землю, словно крылья какого-то великого архангела, и колотый лед холма потрескивал под копытами. Койоты шли рысью, их лошади были мокрыми и измученными. Рядом с Гленом медленной походкой шел Тэд и еще медленнее превращался обратно в человека. Хотя лицо у него было мужское, тело все еще покрывали волосатые мышцы, и он стоял на четвереньках, чтобы поддерживать больную ногу.

"Почему бы тебе не встать?" сказал Хайрам, похлопывая по спине своего коня. "Дай ноге время отдохнуть

и зажить".

"Премного благодарен".

Тэд сел на лошадь Глена и направился к лошади Хайрама, но когда они проезжали мимо обрыва, раздался оглушительный грохот, и земля задрожала под ними. Лошади взбрыкнули, когда большой круглый снаряд полетел в сторону койотов, и мокрая земля и снег взорвались вокруг них как раз перед тем, как взорвался порох.

Тэд разорвался.

Кровь, волосы, пальцы и зубы забрызгали Гленна красным туманом, и он упал с лошади назад. Его мустанг выжил после взрыва, но у лошади Хайрама, находившейся ближе к взрыву, передние ноги были оторваны, шерсть опалена, кожа сгорела, как хворост, а плоть под ней почернела от пороха, когда порох сгорел в сухожилиях. Хайрам перелетел через шею лошади, перекатился и тут же укрылся за упавшей лошадью. Он попытался вытащить винтовку из ножен, но лошадь слишком сильно извивалась, чтобы он мог дотянуться до нее. Он отодвинулся как раз вовремя, когда искалеченная лошадь перевернулась на снегу, едва не придавив его, прежде чем он успел отпрыгнуть в сторону.

Гленн посмотрел в ту сторону, откуда раздался выстрел. Он внимательно прислушался. Кто-то смеялся в кустах. Гленн щелкнул языком, Белиал подбежал к нему, подтянулся и перекинул ногу через подпругу седла. У него был мешочек с грис-грисом, но вряд ли он мог использовать черную пыль против врага, которого еще не было видно. У Хайрама все еще был с собой спаренный пистолет, и он открыл ответный огонь, стреляя вслепую по кустам и крича без слов. В кустарнике все еще раздавался смех. Гленн подъехал к Хайраму и протянул руку вниз, Хайрам взял его за руку и взобрался на лошадь. Раздался выстрел, пуля прошла мимо них, и на этот раз Гленн заметил краснолицего старика, скрючившегося в зарослях, и бронзовый наконечник гаубицы, все еще дымящийся, торчащий из кустов. У мужчины была винтовка с повторителем, и он снова досылал патрон в патронник. Хайрам прицелился и выстрелил из пистолета в заросли, но старик все равно рассмеялся, словно само насилие было для него шутовским танцем.

"Тебе нравятся эти яблоки, да?" - гоготнул старик.

Он безумец, подумал Гленн, чертов безумец.

Убийца был белым, но носил боевую раскраску и перья индейца. Он снова скрылся за кустами, скрытый заснеженными кустарниками. Гленн услышал, как открылась большая камера, и в нее опустили что-то тяжелое.

"Черт!" сказал Хайрам, тоже услышав это.

Гленн ударил лошадь по ребрам, и Белиал перешел на полный галоп, более чем счастливый убраться оттуда, прежде чем снаряд сможет достать и его ноги. Хотя снег становился все гуще и тянул копыта, конь, подгоняемый колдовством хозяина, пробивался сквозь него. За стиснутой челюстью Гленна клубился пар, глаза полыхали яростью. Теперь у них было всего два койота, два человека и одна лошадь. Тэд и Диллон были мертвы. Веб, вероятно, тоже. А странная стая воронов покинула их. Они потеряли оружие и припасы, потеряли телегу с трупом Джаспера. И они даже не нашли золотую капсулу. А ведь они были так чертовски близки.

Он снова пнул Белиала, но лошадь не могла идти быстрее.

Когда гаубица выстрелила во второй раз, они были уже на полпути над обрывом, и Белиал подпрыгнул в воздух, мужчины крепко держались за него, а позади и над ними вспыхнули скалы и лед, когда лошадь на полном скаку врезалась в землю, край утеса принял на себя огненную детонацию и позволил им сбежать. Над их головами сошла небольшая лавина грязи, льда и ила, и все это брызнуло на их тела, уже покрытые испаряющейся кровью мертвого брата. Они ехали дальше по зимнему пейзажу, в сторону горы, сквозь кости мертвых берез и сосен, изо всех сил стараясь держаться тропы, которую украла у них метель. Они выглядели так, словно их вымазали смолой и перьями, используя человеческую кровь и собачью шерсть - эти пятна были единственным свидетельством

того, что Таддеус Боуман вообще существовал. А когда они миновали границу, Гленн заметил почерневшие обломки фермерского дома, сгоревшего дотла. Там был старый сарай, в котором они могли восстановить силы и спланировать следующий способ нападения, потому что ничего в этом деле не было закончено.

ГЛАВА XXXII

Усадив Шиеса и Довера в одну из телег, Рассел и Браззо повели вьючных животных и лошадей обратно к зданию станции. Браззо не решался оставить гаубицу, но доставка отравившихся людей в безопасное место была превыше всего. Рассел нашел их первым и с трудом перепрягал людей на лошадей, когда появился Браззо. Теперь они возвращались в город меньшим отрядом, чем раньше, и когда Браззо узнал о судьбе Сетимики, он открыто разрыдался.

"Я боюсь сообщить эту новость племени".

Шиес и Довер еще дышали, но были без сознания. Лицо Довера было покрыто той же черной сажей, которую Гленн выдул в Рассела, а его желтые от желтухи глаза были широко открыты, хотя он оставался в коме. К тому времени, когда они добрались до здания станции и завели мужчин внутрь, Шиес пришел в себя, но Довер по-прежнему не реагировал.

Пока Грейс Коулин ухаживала за ними, Рассел сел в кресло и наклонился, положив голову на руки, терзаемый чувством неудачи, хотя они убили нескольких разбойников и тяжело ранили остальных. Один из его помощников был мертв. Другой стучался в дверь жнеца. Сетимики больше не существовало, а Шиес был обескровлен, словно боги спустились и вырвали у него самое сердце. А Бирн, если он вообще выживет, может стать инвалидом из-за потери ноги. По крайней мере, с девушкой все было в порядке. Делия немного ушиблась при падении, но молодая девушка легко восстановилась.

Когда она сделала все, что могла, для своих пациентов, Грейс подошла к Расселу и проводила его в умывальную комнату, где заставила раздеться до нижнего белья, чтобы она могла вытереть его от грязи и обработать антисептиком многочисленные порезы и царапины. Комната была маленькой и тусклой, и они взяли с собой фонарь, горящее масло создавало в замкнутом пространстве иллюзию тепла, оранжевое свечение, которое, казалось, романтизировало их близость, пока она накладывала швы на руку, где его задела пуля. Уже не в первый раз он восхищался ее красотой и думал, что ее имя ей подходит. Даже когда ей приходилось сталкиваться с изуродованными телами и выполнять сложную задачу по лечению военных ран при ограниченных медицинских знаниях, она проявляла изящество, граничащее со святостью. Кончики ее пальцев на его обнаженной плоти привлекли его внимание, и ему пришлось прикусить нижнюю губу - впервые женщина прикасалась к нему в этих местах с тех пор, как он стал вдовцом.

"Ты храбрый человек, Генри". Ее глаза были мягкими с карими тенями. "И я верю, что у тебя сердце как алмаз. Но я надеялась, что смогу узнать... ...что я могу спросить... "

Выйти за меня замуж, подумал он, хотя знал, что это нелепо. Может быть, она хотела украсть поцелуй. Может быть, даже затащить его в постель. Нет. Это тоже было глупо. Он был намного старше, намного более испорчен. Его сердце не было алмазом. Это были осколки стекла, не более пригодные для спасения, чем разбитые окна вокзала. Грейс Коулин была еще молода, и перед ней лежал мир, богатый возможностями. Она заслуживала мужчину с такими же качествами, а не этого ржавого, старого якоря, застрявшего на дне собственного жалкого моря.

"Ты можешь спрашивать меня о чем угодно", - сказал он ей и говорил серьезно.

Она колебалась, потом сказала: "Я видела, как ты превратился в волка, я имею в виду. Я видела это своими собственными глазами. Меня это очень смущает".

Он повесил голову, потирая подбородок. Он вдруг почувствовал себя еще старше, чем минуту назад.

"Меня это тоже беспокоит, - сказал он, - но я не думаю, что это повторится".

"Почему?"

"Это было временное заклинание, наложенное на меня шаманом из племени Кайова только для того, чтобы спасти мне жизнь. Думаю, оно справилось с задачей. Я прошу прощения за то, что расстроил вас, мэм. Мне стыдно, что вам пришлось видеть меня в таком ужасном состоянии".