Тринадцатый Койот
Шрифт:
Койоты столкнулись, как локомотивы, грохоча и брыкаясь, ленты кожи рвались с их тел, шерсть наполняла воздух. Они ревели, как горные львы, и кусали друг друга за уши, и разгрызали черепа, и вырывали куски плоти, двигаясь как единое целое и раскалывая деревянный пол под собой громовыми раскатами. Гленн перебросил Бирна через всю комнату, и тот врезался в картину в рамке, сбив ее со стены, но Бирн отскочил от противоположной стены обеими ногами и метнул свое тело как стрелу, впившись когтями в Гленна. Они катились и ревели. Гленн становился все сильнее, под действием колдовства Джаспера, он поднял Бирна над головой и ударил его телом о стол маршала,
***
На нее налетело чудовище.
Оно вырвалось из-под люка в крыше, как пушечное ядро, и пролетело в воздухе в пятнадцати футах над головой Делии. Она вскрикнула. Это был не тот полуволк-получеловек, в котором она видела койотов раньше. За исключением одной кривой человеческой ноги, это был полноценный оборотень, колоссальное существо из самого страшного сна. Он зарычал на снегу и ветру, она подняла ружье и выстрелила. Койот вскрикнул и с грохотом упал на крышу. Делия выстрелила еще раз. Потом еще раз.
Монстр набросился на нее, и когда ее винтовка выстрелила, он отбил ствол, словно это была не более чем муха, вырвался из ее хватки, перелетел через край крыши и растворился в переулке внизу.
"Нет!" - закричала она.
Койот взял ее за горло и поднял в воздух, его огромная рука полностью сомкнулась на ее шее, сдавливая ее. Он приблизил свою отвратительную морду так близко к ней, что плевки попали ей на губы, когда он завыл, и она крепко зажмурила глаза. От зверя воняло кровью, серой и уродством. Он нес ее так, ее ноги беспомощно брыкались.
Он несет меня к карнизу!
Делия почти забыла о шестизарядном пистолете, который дал ей помощник шерифа. Она схватилась за него как раз в тот момент, когда Койот достиг края крыши, и разрядила его в него, опустошив каждый патрон. Его хватка ослабла, и, когда Делию подбросило, она подумала, что может еще приземлиться на крышу, но промахнулась всего на несколько дюймов и выбросила руки вперед, чтобы схватиться за карниз, но едва успела. Она перемахнула через два этажа, затем начала подтягиваться, но оборотень, хотя и лежал на боку, истекая кровью, скрежетал челюстями, и она отпрянула назад, ослабив хватку, и, падая, закричала: Койот наблюдал за ней с карниза, его раны заливали кровью ее кричащее горло.
***
Пара зверей выскочила из здания станции.
Рассел смотрел, как они рубятся и кусают друг друга, а снег под ними становится розово-красным.
Он почти не мог поверить в то, что видит.
Бирн?
Он услышал крик Делии и, подняв голову, увидел, что она падает с высоты. Рассел задохнулся. Девушка ударилась о свес крыши крыльца, но, по крайней мере, не упала с двух этажей на улицу. Она дрожала и харкала кровью. Откуда-то с крыши донеслось звериное рычание агонии, но Рассел знал, что это отчасти человеческий крик.
Он повернулся туда, где в переулке прятался Хайрам, но уже некоторое время не видел разбойника и не слышал его выстрелов. Он гадал, кончились ли у Хайрама патроны или это была просто уловка, чтобы заставить Рассела выйти из-за цистерны. И он по-прежнему не видел никаких следов Уэба Типтона. Этот
Оборотни были в бешенстве. Они рвали и терзали, калечили и уродовали. У одного была черная шерсть, у другого - цвета дыма из трубы, их одежда плотно облегала тело, швы разошлись. Рассел принял черного за Гленна - того, кто, похоже, побеждал. Он сидел на Бирне, сгребая его за грудки, а вороны пускали вокруг них перьевой смерч, пробиваясь сквозь черный дым, окутывающий зверолюдей. Метель полыхнула розовыми молниями, и гром загрохотал так, словно он тоже был оборотнем, самым большим и злобным из всех. И когда Гленн поднял руку, его когти засветились странным светом, который вовсе не был светом, - темным свечением, сияющим, как полированный оникс.
Рассел прицелился.
ГЛАВА XXIX
Уэб отломил хвост стрелы в руке, а затем потянул за застрявший в нем наконечник, пытаясь освободить проклятую штуку. Осколки пронзили его изнутри, и он с ворчанием вцепился в сустав. Его рука болела. Болели ноги. Даже задница болела в том месте, где его подстрелил стрелок. Боль почти заставила его трансформироваться, но он пока не хотел идти этим путем. Он не умел управлять своим превращением так хорошо, как некоторые другие Койоты, и хотел, чтобы у него хватало ума, хотя его братья считали его тупицей.
Он тянул стрелу дальше, потея и крича в ватный шейный платок, и когда она наконец выскочила, то потащила за собой конец разорванной вены, и кровь хлынула, как из перевернутого ведра.
"Черт побери!"
Он вынул платок изо рта и туго обвязал им рану, ругаясь, затем достал из кармана свою фляжку и налил в нее виски, после чего сделал длинный глоток. Он прислонился спиной к стоящему шкафу.
Уэб не хотел больше получать пули и уж точно не хотел больше получать стрелы. Ему до смерти надоело это приключение. Может, Глену и была дорога эта дурацкая капсула, но для него она не имела ни малейшего значения. Глядя на нее сейчас, Уэб недоумевал, что в ней такого важного. Эта чертова штуковина не заманивала, как сердце Джаспера. Это было просто большое золотое яйцо.
"По мне, так это скорее вонючее гусиное яйцо".
Похоронное бюро было не очень большим, но, по крайней мере, у него была крыша и стены, чтобы не замерзнуть. На полях у него была только подстилка - даже брезента не было, чтобы накрыть ее в непогоду. Он был уже не так молод, как раньше. Холод теперь был еще более жестоким, как бы садист Гленн ни был жестокосерден, заставляя их путешествовать так долго. На земле было труднее отдыхать. Уэб изнывал от боли в седле, а его лошадь истерла свою шкуру. Бедняжке нужны были новые подковы и долгий отдых. Черт, да и ему самому тоже.
Уэб знал, что должен вернуться к битве, но толку не будет, если он сначала не остановится и не залижет раны. Волк он или нет, но заживало все не так быстро, как у остальных членов стаи, - еще один удар по яйцам, нанесенный старостью. Уэб всегда считал, что пятьдесят лет - это то, что случается с другими людьми. Он надеялся, что волк сохранит молодость навсегда, что он никогда не умрет. Он был проклятым дураком.
Еще раз приложившись к фляге, он попытался встать, но ноги дергались, а израненные ткани скручивались в комочки боли.