Тринадцатый Койот
Шрифт:
"Луковый сын". Он покачал головой, вспоминая лицо, которое он видел на крыше здания станции. "Калека, которого подстрелил маленький рыжий. Татуировка от стрелы индейца. Я истекаю кровью, как загнанный боров, и ради чего? Все для того, чтобы Гленн мог получить это проклятое яйцо". Он уронил капсулу и позволил ей покатиться по его сапогу. "Я должен был возглавить эту чертову компанию, а не он".
Звуки выстрелов стихали. Уэб сполз по полу и встал на колени, чтобы выглянуть в окно, и его шляпа упала назад, зацепившись шнурком за шею. Он уже перезарядил пистолет - на случай, если кто-нибудь увидит, как он нырнул в салон. Если бы у него не было так мало патронов, он мог бы всадить пулю в этого бормочущего гробовщика, примостившегося в углу, но, возможно, этот ублюдок еще пригодится.
"Здесь есть какой-нибудь лауданум?" - спросил он.
Верн растерянно моргнул. "Конечно, нет. Это действительно плохая привычка. Зависимость. Мой брат пристрастился к опиуму, и он сказал мне, что..."
"Да, но мне нужно что-то от боли. А у тебя ничего нет?"
"Я гробовщик, сэр, а не аптекарь".
Веб посмотрел на бутылки с жидкостью на прилавке. Он прищурился на этикетки, хотя был почти полностью неграмотен.
"Что на них написано?" - спросил он.
"Это растворители для бальзамирования. Ты не захочешь проглотить их".
Веб вздохнул, нахмурившись. "Тогда ладно. Какой самый быстрый путь из этого города?"
"Думаю, мимо вокзала".
"Проклятье. Это самый быстрый путь в могилу, чертов дурак".
"О нет, нет. Кладбище находится возле часовни. Если только ты не имеешь в виду ту, что на горе, где мне так повезло наткнуться на вас, джентльмены".
"Это не то, что я имею в виду, и ты это знаешь. Мне нужен быстрый способ выбраться из этого вонючего места, но такой, чтобы я был скрыт. За этими зданиями должна быть тропа или что-то вроде того".
"И оставить своих дорогих друзей? Тиск-тиск."
"Не качай на меня головой, Пипкин! Я посажу тебя на кладбище и похороню заживо, если ты мне не поможешь!"
Глаза Верна закатились, и его пробрала очередная дрожь. Он сглотнул, но у него не было рук, чтобы вытереть подбородок. Уэб и раньше видел мужчин в таком состоянии, одержимых проклятием зомби-вуду. Впрочем, долго это не продлится. В конце концов мозг Верна превратился бы в черный пудинг, а кровь застыла бы в сердце. Когда глаза Верна прояснились, он посмотрел на Уэба, и его лицо исказила ухмылка, превратившая его в карту-джокер.
"Я не могу спасти тебя, - сказал Уэб, - но я могу дать тебе быструю и легкую смерть, вместо того чтобы позволить тебе страдать от этой. А теперь..."
" Таинственная смерть!" крикнул Верн, - "кто за один час может так облагородить золото жизни и своим божественным искусством превратить смертную слабость в бессмертную силу!"
Уэб моргнул. "Что, черт возьми, это значит?"
"Это Луиза Мэй Олкотт, сэр".
"Кто?"
"Великий поэт. Она писала, как ангел, сошедший с небес".
Уэб снова моргнул. "Да мне плевать на чертово писание, написанное черствой шлюхой, идиот!"
Он подошел к Верну и приставил ствол пистолета к его подбородку. Плоть Верна представляла собой летнее облако, испещренное скоплениями вен, похожими на пауков-длинноногих папаш. Обрубки конечностей сочились черной жижей, куски испорченного мяса стекали со сломанных, торчащих костей.
Веб поднял золотую капсулу.
"Пошевеливайся, гробовщик. Давай вернемся к той тележке. Мы и труп старика Джаспера уберемся отсюда к чертям собачьим".
ГЛАВА XXX
ОСЕЧКА.
У Рассела был четкий выстрел в Глена Амарока, но винтовка Генри Сетимика подвела его: пуля так и не вылетела, когда он нажал на курок. Он попытался выстрелить еще раз, но осечек было только больше, поэтому он бросил винтовку и выругался.
Битва оборотней теперь была односторонней. Гленн резал Бирна и бил его головой о землю, словно пытался расколоть его череп пополам. Рассел должен был что-то предпринять, и сделать это быстро.
Он посмотрел на окровавленный скальп Диллона Боуди и вспомнил слова Сетимики о его временной силе. При этой мысли его лицо осунулось, но он снял шляпу и положил ее на землю.
"Господи... "
Он положил скальп на голову, как напудренный парик, и тот прилип к его волосам. Он вытер кровь, которая капала ему на лоб.
Это безумие, подумал он. Этот мир сошел с ума и забрал меня с собой.
Он выхватил дубинку из челюстной кости и направился к койотам, его сердце колотилось. Если магия кайова не сработает, он, конечно, умрет, но если он будет сидеть и ждать, пока она проявится, может быть слишком поздно, чтобы спасти Бирна. И вот Рассел подбежал к Гленну сзади, высоко подняв челюстную кость в обеих руках, и, обрушив ее на массивную голову Гленна, Рассел почувствовал, как в его мышцах что-то сдвинулось, как будто он внезапно помолодел, вернув себе силу молодости, а потом и силы. Дубина опустилась, зубья лося вонзились в голову Гленна и отбросили его от Бирна. Гленн упал, но быстро поднялся, и когда он увидел маршала, его лицо застыло от шока.
Рассел чувствовал изменения, произошедшие с Гленном. Его тело дергалось и пульсировало, а когда он посмотрел на свои руки, из их тыльной стороны, словно черви, выполз коричневый мех. Его кости стали горячими, а живот - голодным. Он с особой ясностью почувствовал запах крови.
Гленн не терял времени. Он сделал выпад, и Рассел налетел на него, замахнувшись дубинкой на плачущие раны койота. Гленн вскрикнул и повернулся, но Рассел был быстрее, заряженный внезапной силой своего вновь обретенного волчьего облика, и дубина врезалась в зубы Гленна, а когда он упал вперед, Рассел бил по нему снова и снова, пока дубина не расколола челюсть надвое.
Если бы Гленн был в человеческом обличье, Рассел сделал бы все возможное, чтобы соблюсти закон и доставить разбойника живым. Но пытаться затащить огромного оборотня в камеру казалось смехотворным. Можно ли вообще считать убийство Гленна убийством человека? Он снова посмотрел на свои руки, увидел толстые желтые когти и черные подушечки лап. Считается ли он больше человеком? Был ли это представитель закона, уничтожающий преступника, или просто две большие собаки, дерущиеся на улице? Когда дело касалось животных, разве человеческие законы все еще имели значение?