Тритон ловит свой хвост
Шрифт:
Если не принюхиваться.
Фёдор поёрзал в раскладном кресле. Хорошо!.. Солнце проглядывает сквозь кисею облаков, поэтому греет, но не жарит. Ветер сносит комаров и запах багульника, от которого у него так противно болит голова. Так бы и сидел. Но… что они там копаются?
С минуту Параминов размышлял: встать или обойтись, так и не принял никакого решения, и тут со стороны скал захрустел под тяжёлыми шагами гравий.
— Н-ну? — не поворачиваясь, вопросил Фёдор.
Афанасьев, не отвечая, поставил на попа подготовленный заранее чурбачок и сел напротив. Он был совершенно бледен и глядел ошалело. Настолько, что Параминов с трудом сдержал
— Что нашли, спрашиваю? — повторил он.
— Выпить нет, Фёдор Иванович? — спросил внезапно Афанасьев. — Покрепче чего…
— Даже так? — удивился Параминов. Афанасьев, хотя и походил с виду на гангстера-громилу из старого вестерна, человеком был деликатным и лишнего себя не позволял. До этой минуты не позволял. На корпоративах не пил, максимум бокал сухого вина или шампанского на новый год. Крепкое не пил никогда. И не то чтобы таился, а сам был не против кинуть в пасть стопку-другую, нет, подчинённые, друзья и знакомые, все, до кого дотянулись руки Кузьмы Кузьмича, подтверждали: не пьёт. Не зашит, а просто не видит смысла. Так что… Фёдор Иванович покачал головой и произнёс:
— В тех кустах рюкзак, в нём пошуруй. Стаканы там же.
Афанасьев благодарно кивнул, отошёл на минуту и скоро вернулся с полным стаканом коньяка. В другой руке он держал бутерброд. Испросив взглядом разрешения и получив его, Афанасьев, не изменившись в лице, выцедил спиртное и принялся сосредоточенно жевать. Параминов терпеливо ждал. Доев бутерброд, Афанасьев длинно выдохнул и сообщил:
— Давненько…я не брал… в руки шашек.
— Ты только не напейся, — посоветовал Параминов. — Ну, что?
— Ни в коем случае! — отрапортовал Афанасьев и продолжил: — Если коротко, Фёдор Иванович, там солнечная система.
— Что?! — Параминову показалось, что он ослышался. — Может, ты зря коньяк пил? Стакан, знаешь ли, это не шампанского бокал!
— Ерунда, Фёдор Иванович, — отмахнулся Афанасьев. — Я совершенно трезв. Вернее, я пьян, но не от коньяка, а от того, что… что…
От избытка чувств он запнулся, не в силах подобрать слова, и ткнул пальцем в сторону горы. От выпитого глаза его заблестели, а на щёки вернулся… нет, не румянец, а просто обычный человеческий, телесный цвет. Короче, Афанасьев перестал напоминать ходячего мертвеца, настолько удивлённого этим фактом, что это делало его похожим на человека. Теперь Афанасьев вернул себе людское обличье, но понятнее от этого не стало.
— Пожалуйста, — сдерживаясь, заговорил Параминов, — объясни подробнее.
— Там длинная дорога, военная, наверное.
— В скале? — переспросил Параминов.
— Так точно, в скале, — кивнул Афанасьев. — Продолжение той, что здесь. В конце завалы, но можно пройти. Потом дорога обрывается, там стена. В стене дыра, — он неожиданно хихикнул. — Эти конспираторы завесили её куском ткани. Кажется, это чьи-то штаны, да. А за дырой огромная пещера, и в ней светит звезда.
Он снова выдохнул и замолчал, уперев взгляд в носки ботинок.
— Именно звезда? — тупо переспросил Параминов.
— Звезда, Фёдор Иванович, — глухо ответил Афанасьев. — Натуральная звезда. А вокруг неё — планеты.
— Что за чушь ты несёшь?! — взорвался Параминов. — Какая звезда, какие планеты?! Там гора, максимум пещера в горе. Может, это прожектор? Или сквозная щель в скале, через неё солнце светит?
— Простите, начальник. — Афанасьев выпрямился и посмотрел на Параминова в упор. — Это не прожектор и не солнце через щель. Это звучит как чушь, но это не чушь. И потом, это
— Я проверю, — пообещал Параминов, поднимаясь из кресла. — Ох, я проверю! Вы у меня побегаете! Кузьма Кузьмич где?
— Внутри распоряжается, — сообщил Афанасьев. — Он тоже верить не хотел.
***
Жизнь у Никиты Трепникова не задалась. Всё чаще посещала его мысль, что в юности он сделал неверный выбор. Пошёл бы в ПТУ, на газосварщика, или в торговый техникум, на… на кого там учат? В первом случае получал бы просто большую зарплату, особенно сейчас, когда рабочие специальности нарасхват, вот втором — превратился бы, глядишь, в уважаемого человека, если бы пережил девяностые. Так нет же, увлёкся астрономией и теоретической космологией, получил образование и специальность «астроном», а больше не получил ничего. Ни жены, ни детей, ни уважения. Ни грантов. Кому нужен в наши времена космолог-любитель? Была одна вещь, которой он мог не то, чтобы гордиться, а не считать провалом. Да только толку с неё — чуть. Вырос Никита Трепников слишком гордым, чтобы радоваться школьной дружбе с местным воротилой Жогиным. Тем более, просить у него помощи.
О конторе, куда его распределили, не хотелось даже вспоминать. Поначалу приняли его хорошо, но потом!.. А ведь горел, участвовал в конференциях, пытался статьи писать. Потом увидел, какое процветает на небогатой астрономической почве воровство, плюнул и вернулся домой.
Вот и преподавал Никита Николаевич алгебру и геометрию в школе. Раньше был приработок, но потом астрономию отменили. Чем думали? В глубине души он понимал причину такого решения. Людьми, которыми не считают мысль о том, что Земля плоская, дикостью, проще управлять. Отсюда все эти попы в телевизоре, церкви-новоделы, на которые без изумления не взглянешь, рассуждения о скрепах и прочее, от чего у Трепникова поднималась в груди волна чёрной ненависти, а руки бессильно потели. Хотелось убивать, но слишком хорошо воспитали его безвременно ушедшие родители… Спасибо советской власти, что дала им квартиру. По крайней мере, Никите Николаевичу есть где жить.
Он отложил тетрадку, которую проверял, потянулся за следующей. Чёрт побери! Балбесы совсем не хотят учиться! Если так пойдёт дальше, он на одних красных чернилах прогорит. Наверное, сам виноват, не сумел заинтересовать предметом. А как их заинтересовать, если кроме интернета и игрушек их ничего не интересует? И как ему самому стать им интересным, если у некоторых карманных денег больше, что его зарплата?
Нестерпимо захотелось выпить. Никита Николаевич не увлекался алкоголем, на какие шиши? Но раз в неделю, в воскресенье, он позволял себе бутылку пива или рюмку дешёвой водки. Початая бутылка в холодильнике, достаточно достать и налить. Никита Николаевич скрипнул зубами: он не алкоголик, надо держать себя в руках!
…Стопка непроверенных тетрадей уменьшалась, но медленно, слишком медленно. Никита Николаевич отбросил очередную тетрадь. Если он не выпьет прямо сейчас, то не сможет доделать работу, ему просто не хватит нервов!
Подойдя к холодильнику, Никита Николаевич открыл дверцу и потянулся к бутылке. Почему не нарушить собственные правила? Это его правила. Это немножко стыдно, зато сладко. Это как секс. Наверное.
Дзынь!
Никита замер.
Дзынь-дзынь-дзынь!
Вот это новости! Явно звонили в дверь. Кто бы это мог быть? Последним его гостем был отец одного из лоботрясов месяца четыре назад. Зачем приходил и чего хотел, Никита Николаевич так и не понял.