Тритон ловит свой хвост
Шрифт:
— Какое производство? — удивился Жогин. — Лично мне.
— Но как же…
— Саня, ты забываешь, кто здесь главный акционер, — ласково произнёс Илья Витальевич. — В журнале запишешь — «Для независимой экспертизы». И поторопись, я спешу.
***
Час спустя Илья Витальевич посматривал в иллюминатор самолёта, взявшего курс на запад. Принятая текила расслабила и успокоила. В голове неторопливо шевелились мысли, лениво толкаясь и, наверное, даже переругиваясь между собой за внимание хозяина.
…О том, что пресловутый Мендосо, которого сколько лет
…О том, как приятно быть олигархом, особенно олигархом, не запятнанным связями с властью, сделавшим состояние не на нефти или газе, а на высоких технологиях. По крайней мере, так считали его контрагенты, а Жогин не торопился их разубеждать. Во всяком случае, ни к нефти, ни к газу, ни к лесу с металлами он не имел отношения, а полковник Хомяк — ударение на первом слоге! — да кому он интересен там, в европах?
…О том, что собственный бизнес-джет не только комфортная, но и чертовски удобная штука, особенно для тех, кто ценит своё время и имеет возможность его экономить. Время это деньги, обратное тоже верно.
…О том, наконец, как построить разговор с доном, хотя об этом Жогин беспокоился меньше всего. Мендосо согласился встретиться, значит, они не могут не договориться.
Ровный гул двигателей усыпил его, и остаток полёта Илья Витальевич проспал без сновидений, и уже только при заходе на посадку в аэропорту Куантран его разбудил Виктор. Пройдя без задержек таможню, через двадцать минут они был на месте: в небольшой деревушке на пересечении двух дорог. Здесь они пересели в другую машину, к деловитым господам в тёмных очках — эмиссарам Мендосо. Их вежливо, но тщательно обыскали, потом столь же вежливо завязали глаза, хотя окна машины и были затонированы до полной непрозрачности. Только после всех этих мер безопасности отправились дальше.
Ехали куда-то в горы. Машина беспрестанно поворачивала то влево, то вправо, двигалась то вверх, то вниз. Сначала Жогин пытался фиксировать повороты, но вскоре бросил эту затею. Достаточно ошибиться один раз, и вся работа насмарку. Кроме того, автомобиль вполне мог крутиться на одном месте — именно с целью запутать их с Виктором. Не имела смысла стараться. Решив так, Жогин отдался темноте и мягкой подвеске.
Дон Хоакин Карраро и Пуэнкато да Мендосо лишь отдалённо напоминал человека, изображённого на фотографии. С карточки смотрел молодой наглец, а перед Ильёй Витальевичем сидел средних лет человек, похожий на кадровика или бухгалтера. Очень спокойного кадровика или бухгалтера с колючими генеральскими глазами.
Стол, за которым они сидели друг напротив друга, был почти пуст, только в центре стоял декоративный светильник в виде цветка, в котором Жогин узнал автопереводчик последней модели. Той, которую «Звезда» ещё не вывела на внешний рынок.
Мендосо тихо заговорил по-испански, и светильник сразу ожил, зашевелил лепестками:
— Кофе, мистер Жогин? Или вы, как настоящий русский, предпочитаете чай?
— Спасибо,
Мендосо прищурился:
— Извольте. Что вам надо, мистер Жогин?
— Мой сын подсел на героин, — сказал Илья Витальевич. — Я боюсь за его жизнь.
В глазах дона мелькнуло презрение, губы растянулись в издевательской улыбке. Сволочь, какая сволочь! Жогин заставил себя успокоиться. Не хватало погибнуть из-за собственной несдержанности.
— Что поделаешь, мистер Жогин, — развёл руками Мендосо. — Это бизнес. Вы знаете, что такое бизнес, вы и сами бизнесмен.
— Это мой сын, — сказал Жогин.
— Все мои клиенты чьи-то дети, — сокрушённо покачал головой Мендосо. — Впрочем, я могу, — он ненадолго задумался, — я могу распорядиться… попросить… не отправлять товар в ваш регион. Это потери, но что не сделаешь ради хорошего человека?
Он наклонил голову и испытующе посмотрел на Жогина.
— Бесполезно, — произнёс Илья Витальевич. — Мой сын предпочитает самый лучший порошок, ваш порошок, Мендосо, и он его найдёт.
— Запретите ему. Заприте его, вы же отец?
— Мы и так в ссоре, — сказал Жогин. — Зачем мне портить отношения окончательно?
— Странно, — сказал Мендосо. — Посмей мои дети… — он не закончил очевидную мысль. — Но зачем вы тогда просили встречи?
— Я предлагаю вам заработать, — сказал Илья Витальевич.
— Что?!
Маска небрежной невозмутимости на лице Мендосо на миг дала трещину.
— Здесь… — Жогин щёлкнул замком дипломата. Охрана дона напряглась, Виктор прикусил губу, подался вперёд. Лязгнули затворы.
— Прекратите! — ухмыльнулся Мендосо. — Карлос, Хуанито! Вы что? Мистер Жогин слишком богат, чтобы привезти сюда бомбу. Он ценит свою жизнь, не так ли, мистер Жогин?
— У меня, — спокойно, словно ничего не произошло, сказал Жогин, — есть другой порошок. — Он положил перед Мендосо запаянный пластиковый пакет. — Здесь двести грамм чистого панацина. Всего миллиард, и он ваш.
— Панацина? — приподнял бровь Мендосо. — Что это? Оно может стоить миллиард? Миллиард чего?
— Рублей, конечно.
— Пятьдесят миллионов евро, — сделал нехитрый пересчёт Мендосо. — Это немалые деньги, мистер Жогин. Зачем мне платить такие деньги за ваш… панацин?
— Добавляйте его в конечный продукт в отношении один к десяти тысячам.
— Зачем? — начал злиться Мендосо.
— Ваши клиенты не перестанут колоться, — объяснил Жогин, — но перестанут умирать.
— И какой смысл?..
Мендосо замолчал. Понял. Жогин улыбнулся: смышлёный… Впрочем, другие редко поднимаются на самый верх. Не всем же так везёт, как ему самому.
— Я проверю, — хрипло сказал Мендосо. — И если…
— Проверьте, — ответил Жогин. — Никаких «если» не будет. Только бизнес.
Он бросил на стол карточку.
— Здесь счёт. И постарайтесь проверять не слишком долго. Мой сын… Он не примет моей помощи, отношения и так ни к чёрту, он скорее умрёт… Мне больно его терять.
— Вообще перестанут? — спросил внезапно Мендосо.