Трое из двух
Шрифт:
— Хоть из соседки! Убей эту выдру и смажь её жиром мой хлеб.
— Витя, что с тобой, почему ты хамишь?
— Мама, я должен повеситься на проводе, потому что ты не знаешь, что приготовить?
— О-о-о… тогда я приготовлю солянку.
— Хоть солонину из!.. Прости…
— Да, но с солянкой столько возни…
Виктор положил трубку на стол. Откинулся на жёсткую спинку стула и огляделся, ища Громилу. Но увидел только его спину. Потом часы над выходом: почти три.
Скоро начнётся! Один из "жмурятников" заболел, поэтому сутки разделили на оставшихся двоих. Его смена была дневной: с восьми до двадцати. Очень неважное время для "жмурятников". Нет-нет, большую часть дня валял дурака, перекладывал бумаги с левого края стола на правый, а потом — обратно, пока другие занимались его непосредственными делами. А вот утром в восемь и с четырёх дня до шести — это было что-то. Народ ехал на работу. А потом валил с работы. Самый смак для вурдалака, такие шикарные случаи никто не видел даже в кино и в реалити-шоу!
Нет, конечно, чаще всего бывают "поцелуи" в пробках, где средняя скорость не превышает пяти километров в час. Один набил другому за это морду, а тот другой достал нож и… Такие глупости, чаще всего, не доходят до "жмурятника", потому что "дорожники" понимают, что с ними — себе дороже! Но есть и другие случаи: типус резво рулил на работу, выбрал левую, более свободную полосу одновременно с другим; мотоциклист решил, что если врубить сто двадцать, то пробка перед ним расступится; женщина увидела автобус и рванула к нему наперерез всем видам транспорта, включая шаттл.
Спешите сдать свои органы!..
Когда создаётся такая ситуация, то кто-то соскребает… гм, отвозит жертву, куда положено, кто-то оформляет десяток документов, но потом обязательно сообщают в "Архив". А "жмурятник" звонит семье. Или отправляется туда, чтобы выразить соболезнование и пригласить на опознание. Потому что, если это не оно… простите, он или она, то всё двигается по другим рельсам. Это и есть его дополнительная работа. Хреновая, но работа. Потому что люди ждут.
В первую неделю он даже подумывал… ладно, честно… кинуться под машину и послать всех ко всему, что только есть! Тот же Громила ходил за ним и бубнил:
— Я ведь тоже… Кто-то должен… Люди ждут… Ждут, даже когда им скажешь. И иногда бывают правы. Но мы обязаны!
Сейчас смерть Виктору уже не так гнусна. Давайте так: они не умерли, а быстренько и шустро сменили этот мир на какой-то тот.
Нет, правда… Человек возвращается спокойно с работы, обед его ждёт. А за обедом дети будут в него стрелять хлебным мякишем, а жена поцелует, пока дети смотрят модный мультик… а потом ему можно будет посмотреть матч, потому что во дворе завяжется долгая склока насчёт вывоза мусора, а в холодильнике окажется две бутылки пива (заначка тёщи для тестя, но это — их проблемы!).
И вдруг смена трассы. Ваш рейс изменил маршрут… на бесконечность…
По документам или анализом определяют имя жертвы. Имя попадает в рапорт. Каждые полчаса такой рапорт передают ему, "жмурятнику".
Каждые два часа он сообщает родным погибших.
"Жмурятник". Доставщик смерти на дом.
В самом начале Виктору дали почитать инструкцию. Содержала банальную информацию о психологии и, что было важнее, несколько практических советов.
"Говори как можно больше, старайся отвлечь внимание собеседника от его трагедии. Пусть у него не будет времени сосредоточиться на страшном событии в его жизни".
"Старайся употреблять длинные слова. Не изменяй тональности голоса. Тональность должна быть серьёзной, но не грустной".
"Не кричи, не плачь". (Как же иногда тяжело!)
"Оперируй именами и фамилиями, а не родственными связями между погибшим и собеседником. Говори "Умер Некто Нектович", а не "ваш сын".
"Никогда не смейся". (Не глупости. Бывает истерика.)
"Не давай напрасной надежды".
Вздохнул и взял трубку. Вдруг вспомнил, что разговаривал.
— Мама, извини, я тут отвлёкся. Слушай, я по пути куплю что-нибудь себе на ужин.
— Купи, а я что-нибудь придумаю. Всего тебе хорошего.
Виктор вздохнул опять. Сегодня пятница. Это очень плохо.
А, вот и очередной рапорт.
Автомобиль и мотоцикл. Три трупа. Так, посмотрим. Ага. У двух из них близких родственников больше не осталось.
Мотоцикл. Один труп. Что тут? Близкие родственники есть.
А это что? Упал с дерева? Не к нам, у нас повинность только по ДТП. Переслать.
Дальше. Мотоцикл и…
"Кто тут у нас? Сторогов Зенон, Сторогова Алиса. Адрес, телефоны, образование. Кто у них? Дети: Мелания, 24 лет, Александр, 13 лет.
Так, звонить нужно на домашний. Там рядом соседи. Сосредоточься, парень!"
Вздохнул. Перед каждым таким звонком он делал несколько глубоких вдохов-выдохов, как советовала брошюрка. Потом громко откашлялся и взял трубку. Стоп, стоп! Нет ли у кого из них сегодня дня рождения? Нет? И за то спасибо! Виктор медленно набрал номер. Почувствовал, как начинает быстрее стучать сердце.
"Не знаю, кто вы есть и какими будете, но одно знаю точно — через минуту ваша жизнь изменится".
Никто не поднимал трубку. Сигналы били в его ухо и играли на нервах.
"Никого. И до двадцати ноль-ноль никого не будет… Не будет. Не…"
— Слушаю, — отозвался мальчишеский голос.
"Что он делал минуту назад? Читал? Играл на компьютере?"
— Алло, кто это? — повторил Александр, и Виктор вздрогнул при мысли о своей преступной глупости. Нельзя молчать!
— Добрый вечер, это Александр? Сторогов?
— Да-а-а, — протянул мальчик, наверняка пытаясь понять, что происходит.
— Мелания дома?
— Нет, ещё не вернулась с работы. Что-то ей передать?
— Нет, у меня дело к вам.
— Да-а-а? — в голосе Александра появилось беспокойство.
— Моя фамилия Ленский, — начал Виктор самым спокойным голосом, который мог сейчас выжать из себя. — Сотрудник дорожной инспекции.
Не лгал. Когда выполнял эту повинность, официально считался "дорожником".
— Я занимаюсь учётом смертельных случаев на дорогах, то есть, в ДТП. Сегодня в час дня произошёл несчастный случай на одной из улиц, в котором погибли два человека: Сторогов Зенон и Сторогова Алиса. В силу лежащих на мне обязанностей я обязан предоставить вам все разъяснения и уверить вас, что как услуги полиции, так и профессиональная психологическая помощь будут вам непременно предоставлены, — с каждым словом говорить становилось всё труднее, хорошо, что можно замолчать.