Трое из двух
Шрифт:
Никогда не была по-настоящему счастлива.
Никогда по-настоящему не любила.
Никогда по-настоящему никто меня не любил.
Всегда чего-то не хватало.
Всегда чего-то было слишком много.
Всегда за чем-то…
— И даже если был ещё шанс, то не могла его использовать, — поддержала мама Виктора. — А потом оказался финал всей истории. Без продолжения.
— Но если продолжение есть? — восторженно подхватила мама Августы. — Можно изменять, формировать что-то новое. Вводить новых персонажей, сюжетные линии. Можно усложнять события, менять направление и темп действия.
— Только зачем? — пожала плечами мама Виктора. — Эта драма и так достаточно сложна. Трудна для исполнения. А режиссёр и автор смотрит на своих неуклюжих актёров с жалостью и вздыхает: снова роли не выучили. Снова кто-то опоздал, а кто-то и не пришёл. Опять не сумели ему довериться полностью. Опять искали своё, пробовали сами создавать и всё провалили. Опять…
— Э-э-э, — сказал Виктор. — Мы пойдём погуляем. Так приятно на улице ночью.
Мамы равнодушно кивнули и продолжили свою беседу.
Только на улице Августа заговорила:
— Что это всё значит? Я почти ничего не поняла.
— Я тоже, но кое-что меня… Знаешь, их разговор был похож… да, похож на мысли. Знаешь, как мы думаем? Обрывками, которые соединяются чувствами. Но чувства собеседнику недоступны. То есть, нам с тобой. А они как будто понимали, что каждая… И тут я понял, чьи это мысли.
— Чьи?
— Мои.
— Ты так сложно мыслишь?
— Иногда такое придёт в голову, что сам удивляюсь. А после разговора с отцом у меня всё время крутится в голове кое-что странное.
— Подожди, — Августа нахмурилась. — А при чём тут твои мысли?
— При том. Пошли!
— Куда?
— К магазину.
— Зачем?
— Он работает круглосуточно, и я хочу кое-что проверить.
— Что?
— Скажу, когда подойдём.
Магазинчик освещал улицу, как большой фонарь. На витрине реклама напитков закрывала внутренность помещения. Когда вошли, то никого не обнаружили. Виктор задумчиво кивнул.
— Ну и что? — спросила Августа. — Тут есть подсобка. Продавщица там.
— Нет, вряд ли, — он пошёл вдоль полок с коробками, банками и бутылками. — Ага, так я и думал.
— Что там?
— Иди сюда. Только не пугайся!
— Чего? Ой!
Девушка, которая час назад продала им ветчину, горошек, хлеб и масло, сидела на стуле с открытыми глазам. Неподвижная, как манекен.
— Что с ней? — Августа осторожно коснулась её руки.
— Сейчас мы должны быть у моей мамы. И до утра. Так было решено ещё днём, так?
— Так. Но я не понимаю…
— Я тоже не понимаю, но догадываюсь. Мы дожны были поужинать, немного поговорить втроём и лечь спать. Но актриса проявила инициативу. Точнее, я подумал, как жаль, что наши мамы не знакомы. Ну, пришло в голову. А так как автору и режиссёру понадобился отдых, то им стал я. Впервые с тех пор, как мы здесь.
— Где "здесь"?
— В этом городе, который мы узнали и приняли за свой.
— О чём ты, я не понимаю?
— Когда появилась твоя… ммм… мама, ты испугалась.
— Нет, я только…
— Смелее. Что ты тогда почувствовала? Или что подумала. Говори, говори!
— Это нелепо, понимаешь?
— Да, понимаю. Что?
— Мне почему-то показалось… ну, просто глупость какая-то, честно, Вить.
— Тебе показалось, что твоя мама уже умерла. Лет десять назад, да? Ты удивилась, что она жива.
— Что-то вроде этого. Ужасно глупо.
— Нет, не глупо.
— Что? Ты о чём?
— Вот что: Гришка живёт в двух кварталах отсюда, пошли к нему.
— Пошли, — согласилась Августа, хотя очень хотела спросить: "Зачем?" — но у друга такой мрачный вид!
По пути миновали платную стоянку. Охранник стоял возле ограждения такой же неподвижный и странный, как девушка из магазина. Августа вопросительно посмотрела на Виктора.
— Я знаю столько же, сколько ты, — ответил тот.
До Гришкиного дома шли молча, только заглянули в ещё один магазин. Виктор гулял по этому району всего один раз, уже не помнил, как всё было. Зато магазин помнил отлично.
Да, внутри ничего не изменилось. Даже продавщица и покупатели. У прилавка с колбасами стояла женщина, а двое мальчишек ели мороженое в вафельных стаканчиках. Точнее, держали мороженое возле лица. Пожилой мужчина нагнулся к сумке на полу.
Выставка манекенов?
Виктор дотронулся до руки одного мальчика. Тёплая. Обычная рука. Августа прикоснулась к щеке продавшицы. Обычная щека. Живой человек?
Переглянулись и выбежали на улицу. Что происходит?
Наконец пришли к нужному дому, поднялись на третий этаж.
— Они уже спят, — неуверенно сказала Августа.
— Надеюсь, но вряд ли.
Долго звонили в дверь. Слышали пронзительные трели звонка. И больше ничего.
— Вот так.
— А может быть…
— Пошли!
Спустились и вышли на улицу. Виктор внимательно посмотрел на тёмные окна, потом пробормотал:
— Это подойдёт.
Указывал на дерево, раскидистые ветки которого достигали высоты четвёртого этажа.
— Но в квартире темно, ты ничего не увидишь.
— Есть фонарик… хотя… а, пожарная лестница, я и забыл!
— Но она в стороне от окна.
— Дотянусь.
— С ума сошёл.
— Ещё нет.
Подпрыгнул несколько раз и наконец ухватился за нижнюю ступеньку. Подтянулся, уцепился ногой, полез выше по мокрой и поскрипывающей лестнице. Добравшись до уровня третьего этажа, стал на карниз ("Хорошо, что он есть, а то как бы я выглядел перед Августой?") и начал продвигаться в сторону окна. Сам не понимал, что толкает его на эти безумные поступки.