Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
— Да, Бейрут. Кроме того, от них отделился маленький отряд, двинувшийся на юг, к Египту. Они вышли на нас. Не знаю, что они задумали. Возможно, решили, что мы станем их опорной точкой для завоевания Египта. Барцицца был среди них по своим собственным причинам. Меня заставили переодеться в платье настоящей принцессы, и он угодил в эту ловушку. Я не видела смысла открывать ему правду, поскольку в тот момент вообще ни в чем не видела смысла.
Повисла долгая пауза. У меня защипало в глазах.
— Я… не могу говорить от имени тех, кто тогда действовал, — произнес
— Раз так, то, когда достигнете Египта, навестите наш дом и убедитесь, что кости моих сыновей похоронены как полагается, если вы добрый христианин.
Ее голос звучал сдавленно. Несмотря на внешнее спокойствие, речь давалась ей нелегко.
Грегор резко повернулся ко мне и рявкнул:
— Ну?
— Что «ну»? Ты расстроился, что она не принцесса? Тебя интересуют только девы в беде? Вот уж никак не думал, что ты всего лишь галантен, — мне почему-то казалось, что ты по-настоящему добр.
Грегор одарил меня одним из своих несносных взглядов всепонимающего старшего брата.
— Я имел в виду другое. Мы собираемся вторгнуться в Египет, поэтому так важно, принцесса она или нет. Я должен определить, что с ней делать, при условии что она не принцесса.
— Твоему епископу она все еще нужна ради спасения ее души, — напомнил я Грегору. — Поэтому ты обязан защищать ее, пока мы не доберемся до Иерусалима.
— Теперь я Кастор для твоего Поллукса, [23] — криво усмехнулась Джамиля, обращаясь ко мне.
— Скорее, Ромул для моего Рема, — поправил я ее. — А епископ воображает себя матерью-волчицей.
— Думаю, даже епископ согласится, что мы не можем оставить ее при себе, — сказал Отто брату без всякой угрозы; Джамиля поморщилась, но слегка кивнула — видимо, ожидала услышать от него эти самые слова. — Зачем нам кормить лишний рот, когда зима наступает?
23
Близнецы Диоскуры, дети Юпитера и Леды, герои древних мифов (смертный Кастор и бессмертный Поллукс).
— Аргумент неправильный, — сказал я. — Она всегда была неверной, и потому, какая разница, к какому именно племени она принадлежит.
— Разрази меня гром, да огромная разница! Мусульмане — просто неверные, а иудеи убили Христа, — возразил Отто.
— Можно подумать, тебе не все равно… — начал возражать я, но Джамиля жестом призвала меня к молчанию.
— Вообще-то мы этого не делали, но раз вы верите, господин, что все произошло именно так… А что было бы, если бы мы так не поступили? Если бы ваш Господь не принял страдания на кресте, кому бы вы тогда поклонялись?
— Дело не в этом! — фыркнул Отто. — Мы армия, а не богадельня. Мы уже и так взяли к себе одного беглого еретика, и все из-за того, что мой брат — глупец. Нам не прокормить еще один рот. Тем более что ее присутствие здесь не сулит нам никакой выгоды.
—
— Это мой родной язык, — ответила она, настороженно поглядывая то на одного, то на второго германца.
— Возможно, она лжет, — предположил Отто.
— Возможно, это не единственная ее ложь, — сказал я. — Что ей мешает солгать, что она не принцесса?
— Когда вернется Бонифаций, мы предложим ему твои услуги в качестве толмача и проводника, — объявил Грегор, искренне полагая, что оказывает ей благодеяние.
Джамиля задумалась.
— Если, когда он появится, вы не откажетесь от своего намерения, то я согласна.
То, как она выразилась, никому, кроме меня, не показалось подозрительным.
— Значит, остаемся все вместе? — неоправданно весело спросила Лилиана, и ее губы, похожие на лепестки роз, растянулись в улыбке. — До сих пор это была сплошная радость и гармония.
На закате, когда все успокоились, Отто отправился на тесную от церквушек площадь, надеясь узнать, что происходит с добычей. У Грегора не было ни интереса к событиям, ни притязаний на городское добро, зато Отто хотел воспользоваться правом на свою долю в трофеях. Он даже убедил себя, что ему полагается выделить не меньше, чем любому рыцарю, — как-никак он нашел место для подкопа и является наследником большого поместья на родине.
Но вернулся он с пустыми руками и в полном расстройстве. Весь следующий день болтался на большой площади перед церковью Святого Донатия, взяв для компании Лилиану. Грегор тем временем заставил Ричардусов пойти с ним в церковь и вымаливать прощение за то, что натворила армия.
Мы с Джамилей остались в доме одни на несколько часов, и она попыталась вытянуть из меня рассказ о моем прошлом. Я признался, что удрал из своего королевства от англичан-завоевателей и что был повинен в этом завоевании. Но не рассказал ей, почему был повинен, ибо не мог вынести мысли о том, что она станет меня презирать. Я поведал ей, как во время своего побега спас отшельника Вульфстана от англичанина, того самого господина, который завоевал мое королевство, как выходил Вульфстана, вернув его к жизни, и как он помог мне подготовиться к убийству англичанина таким образом, чтобы самому потом умереть.
— Ни один божий человек не стал бы этого делать, — сказала она.
— Это был необычный человек, и молился он необычному богу, — уклончиво возразил я.
Тут, к моему облегчению, наш разговор прервал внезапный приход промокших Отто и Лилианы. На этот раз Отто вернулся с жалкими крохами: ни серебра, ни драгоценных камней, только резной деревянный крест и один глазурованный подсвечник.
— Даже не пара подсвечников, — позже возмущался он, когда пришел Грегор. — Ничего красивого, вроде двух одинаковых, подходящих друг другу изделий, просто кусок глины. И это после того, как я отдал им столько серебра, припрятанного хозяевами дома! Знай я раньше, что меня так обманут, оставил бы его себе.