Тропа предела
Шрифт:
И тогда взгляд его обратился к МакМорна.
И Дубтах — друид, бывший с воинами сынов Морны, — рухнул наземь, зажимая руками глаза, во дно которых навечно впечатался алый столб пламени Силы, взметнувшийся над головой Дэйвнэ сына Кумала.
И черным цветом отчаянья отсвечивали языки огня, охватившего дух Дэйвнэ.
С неистовым криком поднял Дэйвнэ ореховый прут с начертанной на нем любовной поэмой и метнул его во врагов. И самое время потеряло свою суть, повинуясь его воле; и тот несчастный из людей МакМорна, что оказался на пути воли Дэйвнэ, медленно — медленно — видел, как тонкий, не толще
И когда он упал, с хрипом стискивая проткнувший его насквозь тоненький прутик, ломающийся в его руках, и время снова обрело свое естество, не было уже на поляне светлого рябинового леса мальчика по имени Дэйвнэ.
Но далеко-далеко в лесных дебрях рыдал, преклонившись к замшелому пню, последний воин и последний маг разгромленного четырнадцать лет назад клана МакБайшкнэ.
ГЛАВА 3
ПУСТЫНЯ ОТЧАЯНЬЯ
1
Лейнстер, лес Килль Энайр
конец лета года 1464 от падения Трои
Солнце уже склонялось к закату, и лучи его, рассеченные стволами деревьев, длинными косыми полосами ложились на влажную после дневных дождей почву, когда мальчик поднял, наконец, голову от лежащих на пне рук и огляделся.
Ветер давно стих, и было совсем тихо, только чуть слышно щебетали в лесной глуши редкие птицы. Ни дороги, ни тропы не было поблизости, и мальчик недоумевал, как оказался здесь, вдали от берегов озера Лох Ринки, прежде чем вспомнил рассказы Лиа Луахрэ о возможности путешествий сквозь Кромь — кромешный мир, «подпол» реальности. Возможно, в другое время его порадовала бы вновь обретенная чудесная способность, — в другое время, но не сейчас.
Сейчас ему было все равно.
В горле пересохло; нос Дэйвнэ улавливал запах недалекой воды, но мальчик не поднялся и не пошел к ручью. Я умру; — не то понял, не то решил он, и не заметил, как губы его неслышно прошептали то же самое. Я умру.
— Нет, — никто не произносил этого вслух, ответ сам по себе родился внутри Дэйвнэ. — Нет.
— Я умру — снова сказал мальчик.
— Нет, — повторился ответ. — Не умрешь, потому что ты — Светлый, ты — Финн. Рука Луга над твоей головой.
— Зачем? — Дэйвнэ печально качнул головой. — Я видел Силу, что отвела от меня копья, — зачем? Зачем умерли…
Воспоминание оказалось таким острым, что Дэйвнэ почти заплакал снова.
— Я не хочу защиты, за которую приходится так платить богу! — почти выкрикнул он в пустоту вечернего леса. — Я не хочу руки бога, который… — он не договорил.
Пустота молчала.
— Я умру… — пробормотал Дэйвнэ.
Пустота.
Тогда он снова уронил голову на руки — не чтобы плакать, а просто потеряв последние силы. Тяжелая тупая дремота накатывала на него, и сопротивляться ей не было уже никакой возможности. Но прежде, чем заснуть, утонуть, раствориться во тьме, он почувствовал затылком легчайшее дуновение, словно чья-то невидимая рука огладила его волосы. И уже проваливаясь в сон, Дэйвнэ вспомнил почему-то сказанные давным-давно слова старой друидессы.
Боги
Тропу Предела.
2
Лейнстер, лес Килль Энайр
начало осени года 1464 от падения Трои
Он провел неделю или больше, пробираясь на северо-запад сквозь лесные дебри. Почему именно на северо-запад, он не знал. Просто густой золотой свет заходящего солнца притягивал к себе его опустошенное сердце.
Пусто было в его голове и пусто было в его сердце: ни мыслей, ни чувств. Слишком велико было его потрясение, и слишком глубоко он пережил его — все живое в его душе сгорело в черном огне горя. И осталось одно — последнее — знание обреченного.
Отчаянье.
3
Лейнстер, верховья реки Боанн
осеннее Равноденствие года 1464 от падения Трои
Дэйвнэ не боялся болот: он познакомился с ними еще в лесу Слив Блум под руководством Бовалл, а потом и сам немало исходил их, расставляя силки на болотную птицу. И все же это болото — зловещее, глухое, казавшееся бескрайним, — это болото заставило его зябко передернуть плечами и поежиться, словно под дуновением смрадного холодного ветра.
Большая торная тропа, по которой он шел последние два дня, тянулась по самому краю этой прогнившей, заплесневелой земли. Шаг с тропы — и под ногами из-под мхов выступала черная жижа; заросшие травой редкие кочки проваливались, не желая держать человека, а задетые ногой стволы упавших тощих деревьев рассыпались темной влажной трухой.
Ему было все равно: есть или не есть, пить или не пить, идти или не идти, но молодое тело требовало пищи, и иногда, когда равнодушие немного отступало, он охотился на мелкую дичь, полукоптил-полуобжаривал мясо, и потом понемногу кормился им в пути день или два. Над болотом уже заходило солнце, когда Дэйвнэ присел на большой валун у тропы и принялся доедать остатки пойманного вчера зайца.
Едва заметный шорох — и Дэйвнэ уже вскочил, отбрасывая недоеденное мясо и разворачиваясь на звук. Слух и чутье не подвели его.
В нескольких шагах от Дэйвнэ стоял, подобравшись в боевой стойке и сжимая в руке палаш, здоровенный мужчина в одежде столь драной и грязной, что невозможно было уже определить, чем она была прежде. Глаза его чуть косили, рот кривился в полубезумной усмешке, открывая желтые зубы — нескольких недоставало.
— Я тебя убью, — хрипло, словно с трудом, проговорил незнакомец. Без злости, словно просто проконстатировал факт.
Дэйвнэ пожал плечами.
— Попробуй.
Мужик прыгнул, одним движением преодолевая разделяющее их расстояние. Дэйвнэ, почти не двигаясь с места, развернулся, пропуская противника мимо груди. Тот, ни на мгновение не останавливаясь, коротко и сильно взмахнул палашом, нанося косой рубяще-режущий удар, который мог бы распластать человека на две части, но Дэйвнэ снова ускользнул от него, перехватил руку с палашом у запястья и у локтя, «провожая» врага дальше по направлению его же движения.