Троя. Грозовой щит
Шрифт:
Каллиадес покинул нос и прошел по центральной палубе.
– Мы можем поговорить, царь Одиссей? – спросил он.
– Слова ничего не стоят, – ответил царь Итаки.
– Твой человек, Леукон, опытный кулачный боец?
– Да.
– А Банокл нет, – сказал микенец. – У него большое сердце и безграничная смелость.
– Тогда Леукон свалит его, словно дерево.
– Нет, царь Одиссей. Леукон повалит его, а Банокл встанет, чтобы напасть снова. Он будет продолжать вставать, пока будет биться его сердце. Он будет продолжать сражаться, пока его не покалечат или пока он не умрет. Таков его характер.
– Я так понимаю, что ты говоришь мне это по какой-то причине.
– Я говорю это, потому что может показаться забавным позволить Баноклу верить, что он мог бы представлять Итаку. Но это будет не так уж весело, если ты не получаешь удовольствия от крови и страданий.
– Твой человек попросил меня об этом, – напомнил ему Одиссей. – Его судьба в его собственных руках. Если он захочет отказаться от поединка, я не буду думать о нем хуже.
Идоменей, который слушал их разговор все это время, вышел из-под навеса и присоединился к ним.
– У тебя прекрасный меч, – сказал он Каллиадесу. – Можно, я посмотрю его?
Молодой воин вытащил оружие, перевернул его рукояткой вперед и протянул критскому царю. Верхняя часть рукоятки была сделана в виде бронзовой головы льва, а сама рукоятка – обтянута кожей, лезвие было острым и надежным.
– Хорошее равновесие, – заметил Идоменей. – Этот меч сделан хорошим мастером. Он не подведет в бою.
– Этот меч принадлежал Аргуриосу, – сказал Каллиадес. – Оружие, о котором нежно заботились.
– Ты думал о том, чтобы продать его?
– Нет.
– За меч героя я хорошо заплачу золотом.
– Я никогда не продам его, – заявил микенец.
– Жаль, – вздохнул Идоменей, возвращая оружие. Это предложение заставило Одиссея почувствовать себя неловко, потому что он увидел жадный блеск в глазах критского царя.
– Поединок, – сказал царь Итаки, – состоится по Олимпийским правилам. Как только бойца собьют с ног пять раз, я объявлю его противника победителем.
– Благодарю тебя, царь Одиссей, – кивнул Каллиадес.
Глава 10 Молот Гефеста
Солнце уже садилось, когда «Пенелопа» причалила к берегу. Горело несколько костров, на которых готовилась пища. Команда отправилась собирать дрова, чтобы зажечь огромный погребальный костер, на котором можно было положить восемь тел их мертвых товарищей.
Еще три торговых судна причалили к Луку Аполлона, и их команды наблюдали за тем, как моряки «Пенелопы» собрались вокруг погребального костра. Одиссей говорил о мертвых моряках, об их верности и смелости, затем он обратился к великому богу Зевсу, прося, чтобы он направил их души по Темной дороге. На погребальный костер вылили огромную амфору масла. Четыре человека направились от ближайшего костра к Одиссею. Они оказались путешествующими певцами, которые направлялись в Трою. Музыканты предложили устроить представление «Песнь по покинувшим». Царь Итаки поблагодарил их и отошел, чтобы сесть вместе со своей командой. У двоих музыкантов были кифары, а третий держал бубен из темного дерева, отделанного бронзовыми полосками. У четвертого не было инструментов. Он был старше остальных, и в его аккуратно подстриженной бороде сверкали серебряные пряди.
Как только все замолчали, музыканты начали свое представление. Кифары заиграли чистую и приятную мелодию. Худой, рыжеволосый человек ударил кончиками пальцев правой руки по бубну и начал выстукивать медленный, настойчивый ритм. Голос седого певца зазвучал над музыкой кифар сильно и красиво.
Команда сидела и слушала знакомую мелодию «Песни погибших», но мастерство музыкантов казалось таким необычным, созданным исключительно для этой ночи, что всех присутствующих тронуло представление. Некоторые моряки плакали. Когда песня закончилась, Одиссей подошел к музыкантам, поблагодарил их и протянул каждому по серебряной монете.
Затем он зажег погребальный костер. Пропитанное маслом дерево тотчас загорелось, и пламя было таким ярким, что морякам пришлось отойти подальше от него. Большинство членов команды стояли молча, когда костер озарил берег. Каждый из них был погружен в свои воспоминания. Остальные моряки с перевязанными ранами сидели на песке.
Наконец Одиссей подошел туда, где на берегу стояли Каллиадес, Банокл и Пирия.
– Ты уверен, что хочешь это сделать? – спросил он Банокла. – Я однажды видел, как Леукон ударил по отделанному бронзой щиту и расколол его прямо посередине.
– А щит ударил его в ответ? – усмехнулся великан. Царь Итаки засмеялся.
– Нет, – сказал он, – не ударил.
Он долго и пристально смотрел на Банокла.
– У тебя подходящая фигура для кулачного бойца, твой друг говорит, что у тебя есть сердце. Я наблюдал, как ты двигаешься, вся твоя сила заключается в верхней части туловища. Хороший боец бьет с плеча, а великий – с пяток. Банокл засмеялся.
– Это еще одна история. Кулаки в ногах.
– Нет, парень. Это простая истина. Великий боец поворачивается всем телом, вкладывая весь свой вес в удар. Леукон – великий боец. Я надеюсь, что он доберется до финала в Трое и принесет еще больше славы «Пенелопе» и Итаке. Поэтому никто не подумает о тебе плохо, если ты решишь не сражаться против него.
– Почему я должен так поступать? – спросил великан, поглаживая свою густую светловолосую бороду. Он сжал кулак. – Я назову его Молотом Гефеста! – с гордостью воскликнул Банокл. – Принесите мне щит, и я сломаю его пополам.
Одиссей перевел свой взгляд на Каллиадеса, затем покачал головой и ушел.
– Он пытался пошатнуть мою уверенность в себе, – сказал великан. – А ты знаешь, что уверенность в собственных силах – это все для бойца.
– Ну, у тебя с ней все в порядке.
– Это правда. Но ты веришь в меня? Каллиадес положил руку на широкое плечо друга.
– Я всегда верил в тебя, друг мой. Я знаю, что, если даже боги выстроятся против меня, ты будешь на моей стороне. Так когда состоится эта схватка?
– Одиссей сказал, что это будет после того, как сюда прибудет «Ксантос». Он говорит, что Гектору не понравится, если он пропустит хороший кулачный бой, – Банокл понизил голос, хотя поблизости никого не было: – Ты думаешь, он вспомнит нас по Трое? Я никогда не забуду, как этот огромный ублюдок обрушился на наших мальчиков, словно на детей. Единственная вещь, которой я испугался за всю свою жизнь – это атака Гектора. Я не стану это от тебя скрывать. Хотя если ты расскажешь об этом кому-нибудь еще, я назову тебя лжецом.