Троя. Грозовой щит
Шрифт:
– Эй, Одиссей! Где ты, морской дядя?
С трудом поднявшись на ноги, он подошел к правому борту. Посмотрев вверх, царь Итаки увидел высокого широкоплечего мужчину с золотыми волосами, стоящего на носу огромного корабля.
– Во имя груди Фетиды, – закричал Одиссей, – какой дурак поставил тебя во главе этого корабля?
Гектор, сын царя Трои, засмеялся.
– О, это был бы очень большой дурак. Нет, мой друг, я просто пассажир, хотя и умеющий держать в руках меч. Ты не староват ли, чтобы сражаться с пиратами?
– Староват? Я в самом расцвете сил, ты, дерзкий негодяй!
– Я верю тебе, морской дядя. Похоже, тебе нужна помощь с этой галерой. Я могу одолжить тебе двадцать человек.
– Они были бы кстати, Гектор, друг мой.
– Мы поплывем рядом и отправим их к тебе на корабль. Одиссей прокричал слова благодарности и вернулся назад к мачте. Его руки теперь дрожали, и он почувствовал приступ тошноты. Биас присоединился к нему, встав на колени рядом.
– Скольких мы потеряли? – спросил его царь Итаки.
– Восемь человек погибли, одиннадцать с глубокими ранениями, и почти у всех порезы и царапины, кроме меня и Леукона. Даже при этом мы легко отделались, Одиссей. Что с тобой? Ты весь в крови. Это твоя собственная?
Царь Итаки покачал головой.
– Кто погиб?
Биас назвал имена моряков, и глубокая печаль добавилась к грузу усталости. Одиссей откинул голову назад, прислонившись к мачте. Люди вокруг него раздевали пиратов и бросали их за борт. С «Ксантоса» спустили канаты, и двадцать человек добрались по ним на палубу галеры.
– Черт, я не привык чувствовать усталость после боя, – сказал Одиссей. – Особенно после победы.
– Я знаю, – признался Биас. – Я тоже.
– Надеюсь, ты не собираешься рассказывать мне, что мы стареем, – предупредил его царь Итаки.
Чернокожий моряк улыбнулся.
– Нет, Одиссей. Наверное, мы просто становимся умнее. Мысль о тех, кто был жив этим утром, а теперь отправились по Темной дороге, удручает. И чего мы добились? Мы получили старую галеру с небольшим количеством оружия и, возможно, небольшой добычей. Ничто из этого не стоило гибели восьми человек. Особенно юного Деметриоса.
Одиссей закрыл глаза.
– Иди и дай новым людям задания, – велел он первому помощнику. – Переправь всю добычу на «Пенелопу».
– Да, мой царь, – кивнул Биас. – Как ты собираешься перегонять корабль?
– Люди Гектора могут переправить галеру к Скале Титана, – вздохнул Одиссей. – Они могут забрать раненых, которых мы там оставили. Мы поспешим. При благоприятном ветре мы можем добраться до Лука Аполлона к закату, если не будем останавливаться в Горбатой бухте.
Яркие лучи солнца осветили палубу, когда тень «Ксантоса» удалилась. Одиссей услышал, как Гектор прокричал ему:
– Мы отправляемся за пиратами, Одиссей. Где твоя стоянка?
– В Луке Аполлона, – ответил царь Итаки, и огромный корабль поплыл на юг. Биас пошел туда, где стояло двадцать новых членов команды.
Одиссей сидел неподвижно, глядя на покрытые кровью руки. Пальцы прекратили дрожать, но он все еще чувствовал себя плохо. Юный Деметриос был хорошим парнем, спокойным, работящим, он гордился, что его взяли на место Порфеоса. Лица других погибших проплыли перед его глазами. Он плавал с Абдеросом почти двадцать сезонов. Единственный человек в команде, который никогда не брал себе жену. Зимой он жил один, вырезая по дереву и свивая веревки, редко с кем разговаривая. По возвращении на корабль он широко улыбался и обнимал своих товарищей. Все, что у него было, – это «Пенелопа». А теперь он умер, защищая ее.
Одиссей устало поднялся обратно на свой корабль.
К нему подошел Банокл и присел на корточки. Он тоже был испачкан кровью, его лицо и светлая борода были в красных пятнах и полосках.
– Мне интересно, – сказал он радостно, – можем ли мы с Каллиадесом представлять Итаку. На Играх в Трое, я имею в виду. Мы же не можем принимать в них участие как микенцы.
Одиссею не хотелось разговаривать. Он все еще приходил в себя от потери своих товарищей. Но этот человек несколько раз спас ему жизнь за сегодняшний день, поэтому он глубоко вздохнул и обдумал заданный ему вопрос.
– А что вы умеете? – спросил он, наконец.
– Я кулачный боец.
– А Каллиадес?
– Боец на мечах.
– В Свадебных Играх не представлены состязания на мечах. Только у микенцев есть смертельные схватки.
– О! Он также превосходный бегун.
– Леукон – наш кулачный боец, Банокл. И вспомни, что последний раз, когда я тебя видел в кулачном бою, ты лежал на спине, закрыв голову руками.
– Правда, – согласился великан. – Но там было пятеро твоих парней, и я говорил тебе, что хотел только перевести дыхание.
Одиссей улыбнулся.
– В Трое соберутся великие бойцы. На самом деле великие. Я не могу выставить человека, который, возможно, опозорит Итаку.
– А я и не опозорю! Я превосходный боец.
– Ты великий воин, Банокл. Я это видел сегодня. Но кулачный бой – это совсем другое.
– Я могу бы победить Леукона, – уверенно заявил великан. Одиссей посмотрел в его глаза.
– Кажется, тебя не волнуют события этого дня.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты только что участвовал в битве, а сейчас тебя окружают мертвецы, которые лежат на палубе, омытой кровью. Как ты можешь думать о Свадебных Играх?
– Ну… битва закончилась, не так ли? Нет смысла думать об этом. Мы все сделали хорошо. Мы сражались.
– Да, мы сражались.
– Всегда неплохо выиграть бой, не имея преимуществ, – заметил великан. – И мне понравилось, как ты сражался. Некоторые бойцы – такие, как Каллиадес, – всегда стараются оставаться хладнокровными. Я предпочитаю свой собственный стиль – яростной собаки. Броситься вперед, крича, разя и побеждая всех, кто в поле досягаемости. Немногие захотят сражаться против яростной собаки.