Троя. Грозовой щит

Геммел Дэвид

– Фу! – фыркнул великан. – В чем тут умение? Удары головой – это часть искусства кулачного боя.

– О, я, очевидно, выразился не очень ясно, – любезно добавил Одиссей. – Давайте еще раз. Если ты нарушишь эти правила, я размозжу твои руки и ноги топором и оставлю гнить на этом пляже. – Он наклонился ближе. – Не усмехайся, полоумный. Посмотри в мои глаза и скажи, шучу ли я.

Банокл посмотрел в злые глаза царя Итаки. Это человек не шутил.

– Хорошо, – согласился он. – Никаких ударов головой.

– Укусов, захватов, ударов ногами и подвохов.

– Вы не упоминали о подвохах, – заметил Банокл с усмешкой.

– Я говорю об этом сейчас. Когда один из борцов падает с ног, его противник отходит в сторону. Упавший должен подняться и коснуться копья, которое будет воткнуто в песок. Если он не захочет продолжать, то ему нужно выдернуть копье и бросить его на землю.

– А если он будет без сознания? – спросил великан с невинным видом.

– Во имя богов, буйвол наступил тебе на голову, когда ты был ребенком?

– Это важный вопрос, – возразил микенец. – Если он без сознания, то не может коснуться копья, правда?

– Если он без сознания, то проиграл, идиот!

– Нужно было просто объяснить это, – добродушно заметил Банокл.

– Человек, которого первым свалят с ног пять раз, будет считаться проигравшим, – продолжил Одиссей. – Все понятно?

– Да, – подтвердил великан. – Когда начнем?

– Когда будешь готов, – ответил царь Итаки. Банокл кивнул, затем нанес сокрушительный удар справа в челюсть Леукону, свалив моряка на землю.

– Я готов, – сказал микенец.

Леукон вскочил на ноги с яростным криком и побежал на него.

– Должен коснуться копья! – закричал Банокл, отступая. Одиссей схватил Каллиадеса за руку, оттащив его прочь. Леукон подбежал к копью и ударил по нему рукой. Затем развернулся и бросился назад. Банокл кинулся на него и налетел на прямой удар слева, который отозвался в каждой косточке его тела. Инстинктивно он отступил назад, и удар справа рассек воздух над его головой. Быстро подскочив, он нанес два удара Леукону в живот. Ему показалось, что он ударил по обшивке корабля.

«Похоже, это займет больше времени, чем я думал», – понял он, когда удар слева пришелся по его виску, подняв его в воздух и отбросив на песок. Великан неуверенно встал, потряс головой, затем выплюнул кровь изо рта.

– Ты можешь ударить. Я позволю тебе это, – сказал он Леукону.

Теперь вокруг собралась вся команда, подошли другие моряки из соседних лагерей, чтобы посмотреть на поединок.

Банокл стал двигаться более осторожно. Это не помогло. Левая рука Леукона продолжала мелькать, прорываясь сквозь его защиту и нанося удары по его черепу. Еще два раза он оказывался на песке и еще два раза поднимался, чтобы ударить по копью. Леукон стал более самоуверенным, стремительно наступая на противника с комбинацией ударов слева и справа. Банокл принял их все, все еще пытаясь найти слабое место моряка. Леукон опоздал с левым ударом. Микенец бросился в атаку, нанеся злой удар прямо в выставленную челюсть гребца. В этот удар был вложен весь вес, который смог собрать Банокл. Здоровяк, шатаясь, попятился назад. Воин перешел в наступление, ударив еще дважды справа, а затем сокрушительный удар слева отправил Леукона на песок.

Он быстро поднялся.

Банокл продолжал смело сражаться, но он начал понимать, что противник превосходит его в мастерстве. Он застиг Леукона врасплох несколькими ударами, но здоровый моряк просто пожал плечами и продолжал биться, его кулаки градом наносили удары по лицу и телу великана. Банокл сражался теперь, превозмогая бесконечную и настойчивую боль, но он боролся, все еще надеясь, что один удар сможет изменить ситуацию.

Когда это произошло, то вызвало всеобщее изумление. Казалось, Леукон ошибся. Его челюсть выступила вперед. Банокл вложил всю свою силу в этот удар, и здоровяк зашатался и тяжело повалился на землю. Удивительно, но он не встал. Крики толпы стихли. Микенец стоял, моргая, в свете костра. Он наклонился вперед, чтобы внимательней рассмотреть упавшего противника, а затем повалился на колени. Одиссей подошел к Леукону, затем подал сигнал, что бой окончен. Каллиадес подбежал к другу, подняв его на ноги.

– Ты сделал это, мой друг, – сказал он. – Ты хорошо сражался.

Великан ничего не говорил минуту. Один его глаз распух и не открывался, а лицо превратилось в кровавое месиво от волос до подбородка.

– Было бы неплохо выпить немного вина, – пробормотал он. Каллиадес помог ему добраться до их маленького лагеря среди камней. Банокл со стоном лег у затухающего костра. Пришла Пирия и принесла ведро морской воды и тряпку. Она нежно смыла кровь с его лица. Потом девушка достала из ведра плоский камень и осторожно положила его на распухший глаз великана. Он был удивительно холодным, и Банокл вздохнул.

Ее пальцы легко убрали светлые волосы с его лба.

– Тебе нужно отдохнуть, – сказала девушка ему. – Тебя ужасно избили.

– Но я победил, – возразил он.

– Ты храбрый боец, Банокл.

– Я думаю… мне нужно немного поспать, – пробормотал микенец.

И его поглотила тьма.

Глава 11 Возвращение из мертвых

Каллиадес посмотрел на побитого, покрытого синяками воина, затем перевел взгляд туда, где Леукон пришел в сознание и теперь разговаривал с Одиссеем. Вокруг костра «Пенелопы» собрались местные шлюхи, которые сидели теперь вместе с моряками. С берега доносился смех. Пирия оставила Банокла и села рядом с молодым микенцем.

– Я видела много кулачных боев, – тихо сказала она. – Но никогда не видела, чтобы кого-нибудь так избили, а он остался стоять на ногах.

Каллиадес кивнул.

– Он не понимает, как его избили. Это было очень мило с твоей стороны, что ты омыла его раны. Я думал, он тебе не нравится.

– Он не может не нравиться, – неохотно призналась девушка. Каллиадес посмотрел на нее и улыбнулся.

– Ты не похожа на Пирию, которую я знаю.

– А какая это Пирия? – резко спросила она.

– Прекрасная и храбрая, – ответил молодой воин. – По правде говоря, ты в чем-то похожа на Банокла. Вы обладаете огромной храбростью. К тому же вы действуете очень стремительно и опрометчиво – хотя и по разным причинам. Банокл не думает дальше следующего обеда, битвы или женщины. А тобой движет что-то другое.

– Ты многое замечаешь, Каллиадес. Ты такой же внимательный, когда смотришь на собственное отражение?

– Сомневаюсь, – признался он. – Большинство людей оправдывают свои слабости и преувеличивают достоинства. Я ничем от них не отличаюсь.

– Наверное, да. Ты поставил меч, которым дорожил, хотя не верил, что Банокл может победить. Ты сделал это, чтобы поддержать его, потому что знал: иначе, возможно, пошатнется его уверенность в себе.

– Да, я дорожу мечом Аргуриоса, но это просто меч. А Банокл – мой друг. Во всем мире нет столько золота, чтобы купить дружбу.