Трудные дети
Шрифт:
— Что ты задумал?
Марат осторожно переложил меня на постель, широко раздвинув мне ноги и поцеловал в живот. Сначала. Через минут горячие губы спустились ниже, и я закусила подушку, чтобы громко не застонать.
— Марат, утро же, - вяло и неубедительно возразила я, тая и напрягаясь от каждого движения языка.
– Марат…
— Вот так, Ксюш, - довольно пророкотал парень, закидывая мои ноги на сгибы своих локтей.
– Чего ты? Сегодня спешить никуда не надо…
Я терялась. Терялась в Марате с каждым днем, с каждой секундой. Окруженная его вниманием, заботой и нежностью. Но кое-что заставило меня вынырнуть из чувственного тумана, а потом и вовсе, испуганно приподнять голову.
— Слышал?
Марат тоже внимательно прислушался. И выглядел недовольным, почти рассерженным.
— Что?
— Оксан.
Я испугалась. Это была Саша, но Саша никогда меня не звала. Должно, наверное, произойти что-то сверх, чтобы Саша позвала меня. Меня, а не Марата.
Я рывком поднялась, поправив комбинацию, и схватила со стула длинный халат. Парень тоже быстро натянул джинсы и направился к двери.
— Она меня звала, - напомнила.
Он только плечом дернул.
— Чего тебе, мелкая?
– его голос напоминал рычание. Наверное, еще со сна.
– Утро, блин.
— Уйди, - голос девочки звучал громко и зло.
– Ты Оксана?
— Зачем она тебе?
— Надо. Ты уйдешь или нет?!
Даже Марат замер. Я отодвинула любимого в сторону и прошла к девочке. Она сидела как-то странно, вся натянувшаяся, словно пружина, и очень бледная. Почти напуганная.
— Марат, выйди, пожалуйста, - негромко попросила я, видя, что девочка явно нервничает.
Он губы поджал, недовольно свел брови на переносице, но послушно развернулся, хлопнув дверью. Я вопросительно уставилась на Сашу.
— У меня…кровь.
Я не поняла вначале, о чем она говорит, а потом удивленно и в то же время с облегчением вздохнула. Саша моего облегчения не разделяла. Она была не напугана, но что-то рядом, тем более, у нее действительно сильное кровотечение. У нее же анемия вроде. И Саша не знала, что с ним делать.
— Давно?
— Я не знаю.
— Иди пока в ванную.
Она беспрекословно подчинилась, захватив с собой простынь. Слишком бледная, взвинченная, такая Саша тоже необычна для меня.
— Живот болит?
— Да.
— Сильно.
Она замялась.
— Нет.
— А если честно?
— Да.
Около часа я потратила на нее, объясняя то, что мне самой объясняла мама пять лет или шесть лет назад. Немного странно. Я никогда не думала, что в 21 год буду вести такие беседы. Но вела. И объясняла то, что обычные девочки должны знать с детских лет.
Сашка сама постирала и только потом легла, натянув по самые уши одеяло и отвернувшись к стене. Марат, которому так ничего и не объяснили, нервно гремел посудой на кухне. Как только я зашла, прикрыв дверь, он ко мне подлетел.
— Ну чего у вас там?
— Ничего. Ешь лучше.
— Я что, не видел? Что случилось, ты можешь мне объяснить?
— Это женские дела, любимый. А не твои, - со слегка лукавой улыбкой витиевато выразилась я.
Марат напряженно переваривал ответ, а потом, додумавшись, ойкнул и закашлялся. У него было такое растерянное выражение лица, что я еле сдержалась, чтобы не рассмеяться.
— Расслабься, Марат. Все нормально.
На следующий день Саша поднялась с постели и вела себя как ни в чем не бывало. Только вечером, дождавшись, пока Марат выйдет, она подошла ко мне, неуверенно коснулась локтя и тихо сказала:
— Спасибо.
Это первый раз, когда она мня самостоятельно поблагодарила.
Глава 15
Саша
Наступило лето. Душное, жаркое, раскаленное. В школу я не ходила, что сказывалось на мне не очень хорошо. Я заскучала.
Марат закончил универ, как я поняла. По этому поводу они с Оксаной устроили какую-то пирушку со своими. С кем - понятия не имею, из обрывочных разговоров я поняла, что обмывка диплома состоится где-то загородом. Меня, ясное дело, не приглашали. Рожей не вышла.
Эти двое уехали в конце июля, как раз на день рождения чечена. В душной Москве я осталась одна. Мне опять строго-настрого приказали не дебоширить и вести себя хорошо. Категория “вести себя хорошо” была предложена Оксаной, Марат же сказал, что если что - он меня прибьет. Я помахала им ручкой и наконец-то вздохнула полной грудью.
Перед отъездом мне вручили связку ключей, и я могла выходить из дома. Как сказал Марат, “только по необходимости”. Плевать я хотела. Они уехали, и я сутками напролет гуляла. Марат оставил мне денег на всякий случай, и я чувствовала себя свободной и независимой. Не такой, какой была когда-то на улице, сегодняшняя свобода ощущалась по-другому, но, тем не менее, она нравилась мне больше той. В ней, конечно, минусов дофига, но плюсов больше. Я никогда теперь не мерзла, всегда была хорошо одета, накормлена. И это только лежащие на поверхности плюсы.
Теперь я могла ходить по городу. Не прячась где-то в подвалах и дворах, а как человек - по центральным улицам. Я брала с собой книгу или две, ключи и немного денег и каталась по городу. Ходила в парки. Мне нравилось устраиваться на траве, усаживаясь по-турецки, и рассматривать окружающих меня людей. Читать. Есть. В летних парках всегда были яркие краски, какие присущи только достатку и богатству. И хотя Марат сказал мне, что Москва посерела так же, как и люди, на ярко-зеленой поляне серости не было. Здесь встречались довольные молодые девушки и парни, изредка старушки. Каждая клеточка такого лета дышала умиротворенностью и уверенностью в завтрашнем дне. Обстоятельностью какой-то.
Теперь это мой город. Я в нем живу. И хорошо живу. А если буду стараться и трудиться, то стану жить еще лучше. Как бы я не хваталась за новообретенную свободу, я зависела от Марата. Не то чтобы уж это так плохо. Сверхъестественного он ничего не требовал. Просто мне хотелось своей свободы. Чтобы я могла тратить свои деньги и жить в своей квартире.
В шестнадцать лет я впервые начала мечтать. Раньше не мечтала. Все мечтания, которые я видела, приводили к одному. Реальность была настолько ужасна, а мечта настолько завлекательна, что многие уходили. За мечтой. И не важно, с помощью чего уходили - клей, игла или водка. Краски становились ярче, мир - лучше, будущее - оптимистичнее. Уж я то знаю не понаслышке. Только конечный путь один - смерть. Грязная и некрасивая. Это в кино она красивая, а не в жизни, когда вонючий, заляпанный полупереваренной пищей брат, захлебывающийся и рвавший кровью и внутренностями, просит тебя продаться и дать еще одну дозу мечты. Я видела изнанку мечты, беспочвенной и волшебной, которой обычно все восторгаются. И изнанка мне не понравилась.