Трудные дети
Шрифт:
– Сотри краску, - приказал он и обратился ко мне, давая последние указания: - Дам денег, поймаешь машину до Москвы. Сиди тихо, особо не высовывайся. Вот ключ, - на мою ладонь упал маленький блестящий ключик и клочок бумаги.
– Вот адрес. Отсидишься там, пока я не приеду. Держи.
Он отсчитал часть денег, передал мне, и я спрятала их поглубже в карман. Взяла пакет, в котором лежала рабочая одежда моего двойника, дождалась, когда притормозит машина и вышла на воздух. Было прохладно, к тому же куртка продувала и мало грела.
Слава вылез вслед за мной и потянул меня к себе за плечо.
– Не бойся, - шепнул он мне, обнимая за талию и прижимая к себе. Только пакет нас разделял. Это был
– Все будет хорошо. Я вернусь, и мы с тобой уедем, хочешь?
– Хочу, - кротко улыбнулась и потупилась.
– Куда?
– Куда угодно. Хочешь, в Куршевель съездим? Отдохнем?
– На юг хочу, - поразмыслив, откликнулась я и прижалась к теплой и мягкой груди.
– Где жарко. Не люблю снег.
Он рассмеялся, погладил меня по щеке и неожиданно поцеловал. Мне некогда было разбирать собственные чувства и ощущения, мне хотелось только оказаться подальше отсюда, но я нежно ответила, обняла его за шею, а через некоторое время мягко отстранилась.
– Я буду тебя ждать, - еще раз поцеловала и отошла, расцепив объятия.
– Удачи.
В тот момент я еще не знала, что уже никогда его не увижу. Но даже если и знала бы, вряд ли испытала бы невосполнимое чувство потери и утраты. Он мне помог, но, по сути, был безразличен. Залмаев меня каким-то образом просто-напросто выжег. Я и раньше-то не отличалась особой эмоциональностью и человеколюбием, а теперь была вообще ходячим мертвецом. Все, что осталось - немного страха и острая настороженность. Я честно признавалась сама себе, что Славу использовала. Вернись он за мной и, возможно, я даже осталась бы с ним, пока не надоела, но такие мысли не вызывали ничего - ни брезгливости, ни радости.
Но он не приехал, тем самым оборвав все ниточки, связывающие меня с прошлым. Возможно, кто-то меня осудит, но именно своей смертью Слава подарил мне новую жизнь, где не осталось места страху.
Я, как он и приказывал, поймала попутку, приехала в Москву, но сразу в эту квартиру не пошла. Выждала два дня, ночами перебиваясь на вокзале. Купила себе шерстяную шапку с козырьком, которая скрывало лицо, шарф и один беляш. Он оставил мне не то чтобы мало, но и не много, к тому же совсем неизвестно было, когда он вернется и вернется ли вообще.
Забавно, я столько лет не ощущала неуверенности в завтрашнем дне. В последние пять лет я точно знала, что на следующее утро проснусь, позавтракаю, умоюсь, у меня будут деньги, а еще я смогу в любое время поесть или купить что-то нужное. Чувство голода, до этого крепко спящее в подсознании, выбралось наружу, атаковало меня. Я, как в старые добрые времена, начала оценивающе оглядывать людей на предмет наличия ценных вещей, которые плохо лежат, оглядывала прилавки, прикидывая, что безболезненно можно стащить и перебить голод. В какой-то степени это как рефлекс, хотя я себя контролировала. Правда, деньги все равно не тратила, трясясь за каждую копейку. Несколько купюр - это единственное, что могло гарантировать мне мое завтра. И мое завтра выглядело очень шатким и жалким.
Выждав некоторое время, я поехала на указанную улицу. Квартирка, пусть и небольшая, как говорил Вячеслав, мне бы пригодилась. Крыша над головой, в конце концов. И я надеялась, что там есть что-то ценное, что можно как-то продать или обменять. Квартира таила заманчивые и даже радостные перспективы, но все они зарубилось на корню, стоило мне рассмотреть несколько крутых тонированные тачек, рассредоточившихся по двору. Не то чтобы они уж так сильно бросались в глаза, но при кое-какой сноровке и наблюдательности их можно было заметить.
Лично мне казались странными такие машины - пусть и неприметные, но дорогие - в Южном Бутово. Причем все они припаркованы
Как назло, здесь еще арка была, и убежать не представлялось возможным. Надо было ориентироваться на месте. Я безразличным взглядом скользнула по запачканному стеклу бумера, подняла воротник и целенаправленно устремилась к прямо противоположному дому, подъезд которого не был закрыт кодовым замком или домофоном. Забежала на пятый этаж, присела на корточки у мутного окошка и попыталась разглядеть обстановку. Все было спокойно, никто не дергался, кое-кто курил, кто-то говорил по телефону, и ни один не смотрел в сторону того подъезда, в котором скрылась я.
Через полчаса, как ни в чем не бывало, я вышла оттуда и неторопливым шагом потопала в сторону арки. По спине градом катился пот, но на лице не дрогнул ни один мускул. Я ушла.
Стало понятно, что про квартиру можно забыть, но и жить в аэропорте или на вокзале долго я не смогу. Неизвестно было, когда вернется Слава, вернется ли, надолго ли мне хватит денег, что будет завтра и будет ли вообще это завтра. Ничего не было известно. Но я собиралась как-то жить и выживать.
Раньше я могла это делать в куда более тяжелых условиях, у меня не было ничего, только инстинкты и привычки. И хотя Марат меня выгнал на улицу в том же, в чем привел, он не смог и не сможет забрать неосязаемые вещи, которые мне дал. Знания, трезвый расчет, умение пользоваться людьми и...бешеная жажда красоты и свободы, которую может дать только настоящая жизнь (не выживание), и в ней всегда существует стабильное завтра, крыша над головой и еда. Он дал мне попробовать жизнь в лучшем ее проявлении, и я подсела на этот вкус как на наркотик. У брата, лицо которого я уже не могла вспомнить, была своя доза, а у меня появилась своя. Ради дозы белого порошка люди шли на что угодно, и ради своего порошка я тоже готова пойти на что угодно. Я не хотела забывать сытую и спокойную жизнь, я не согласна на меньшее. И я знала себя, знала, что смогу реализовать оставшиеся дары Залмаева, которые он просто не в состоянии был отобрать. В конце концов, моя жажда свободы будет утолена.
Взглядом нашла белый ларек.
– Дайте пачку сигарет.
– Восемнадцать есть?
– строптиво отозвались из окошка.
– Давно.
Глубокая затяжка притупила чувство непрекращающегося и незатихающего голода. С непривычки кашлянула, так что на глазах выступили слезы. За пять лет без сигарет я от них отвыкла.
Еще одна ночь на вокзале, и больше там нельзя было оставаться - я привлекла внимание. Тем же днем я отправилась на поиски работы. И нашла.
Нужно было полулегальное место, такое, где я и моя история никого не заинтересуют. Но тем не менее, хотелось какого-нибудь постоянства, более-менее постоянного дохода. И я пришла к Рафику в его шашлычную. Объяснила, что я приезжая, не поступившая, обанкротившаяся и что мне нужна работа. Я не лебезила, заверяя его в том, что согласна на все. Я просто попросила работы, и он...мне ее дал.
– Лет-то сколько?
– Девятнадцать. Я могу паспорт показать.
– Эээ, - махнул на меня рукой и продолжил с сильным акцентом: - Нужен мне твой паспорт. Улыбаться умеешь?
– Умею.
– Улыбнись.
Улыбнулась. Рафик удовлетворенно кивнул, хлопнул в ладоши и повел меня на кухню. Страшное место, от которого меня сразу замутило. Голод сказался и запах тоже, поэтому я еле сдержалась, чтобы не вырвать под ноги своему работодателю. Невообразимо побледнев, сдержалась, перевела взгляд на пластмассовые корзины, измазанные кровью и наполненные кусками мяса, проследила взглядом пролетающую мимо муху и сглотнула, старательно задерживая дыхание. Если в зале пахло жареным и приятным, то здесь воняло кровью и тухлятиной. Живот скрутило.