Труды по россиеведению. Выпуск 4
Шрифт:
И Запад, и российский бизнес были готовы к «партнерству ради модернизации», но кроме красивых деклараций внутри России ничего не было сделано.
Независимо от того, заблуждался Медведев относительно пути к реальной, а не «сколковской» модернизации или нет, добиться сдвига не удалось. Его президентство запомнилось профанацией с переименованием милиции в полицию, изменением часовых поясов и отменой перехода страны на зимнее время, что вызвало широкое народное раздражение. Еще он внес поправки в Конституцию: вместо того чтобы исправить ее многочисленные несуразности (начиная от процедуры импичмента и кончая формированием Совета Федерации и правительства), продлил срок президентства с четырех до шести лет и Думы – с четырех до пяти лет.
Начавшаяся при Медведеве под руководством министра обороны Анатолия Сердюкова военная реформа имела более серьезные, но весьма противоречивые последствия. Новая Военная доктрина России 23 , принятая в феврале 2010 г., вопреки духу медведевской концепции «партнерства с Западом ради модернизации» объявила, что приоритетные внешние опасности для России исходят от США и НАТО, а угрозы распространения оружия массового поражения, ракет и ракетных технологий, а также международного терроризма (борьба с которыми как раз предполагает сотрудничество с Западом) периферийны (см.: 18).
23
Военная доктрина РФ утверждена указом президента РФ 5 февраля 2010 г.
В основу практических преобразований были заложены здравые принципы: отказ от мобилизации для большой войны и переход к силам постоянной готовности, сокращение численности армии, превращение округов в объединенные стратегические командования, разукрупнение частей и соединений, повышение доли контрактников в личном составе, улучшение боевой подготовки и техническое переоснащение Вооруженных сил, избавление от огромных и ненужных материальных запасов, недвижимости и земельных угодий. Однако на практике ряд этих разумных мер усилиями военной бюрократии был сведен на нет и превращен в профанацию, другие проводились в жизнь с огромными издержками. Гигантской программе вооружений до 2020 г. (в 19 трлн. руб.), в соответствии с которой предполагалось произвести горы новых вооружений и боевой техники, не хватало обоснованности и реалистичности. Наконец, реформа сопровождалась беспрецедентной коррупцией и казнокрадством, за что в конце концов поплатились министр обороны и некоторые его подчиненные.
Во внешней политике после нового Договора СНВ переговоры с США зашли в глухой тупик из-за разногласий по противоракетной обороне. Потерпев неудачу в согласовании совместной программы ПРО, обе стороны приступили к разработке и развертыванию собственных систем обороны национальной территории (и союзников). В обозримый период (10–15 лет) американская программа не создаст сколько-нибудь серьезной проблемы для российского потенциала ядерного сдерживания. Точно так же российская программа воздушно-космической обороны (ВКО), которая по ряду официально заявленных параметров превосходит программу США/НАТО, не поставит под сомнение ядерное сдерживание со стороны США.
Нельзя не признать, что непомерное преувеличение возможного влияния американской ПРО на российский потенциал сдерживания имело внутриполитические причины. Эта кампания явилась реакцией определенных кругов на идеи безъядерного мира и совместной системы ПРО, которые создавали вероятность союза России и НАТО и утраты в лице последних «верного врага». Также сказывалась заинтересованность определенных военных ведомств и коопераций оборонной промышленности в повышении ассигнований как на наступательные, так и на оборонительные вооружения.
Итоги президентства Медведева, его внутренней и внешней политики стали большим разочарованием особенно в сопоставлении с его прекрасными речами и статьями. Выдвижение им кандидатуры Путина на президентских выборах 2012 г. ознаменовало очередной рубеж в российских внутренних делах и международном курсе.
И все же… слова в политике – тоже дела. Пусть либеральные новации Медведева остались поверхностными всплесками над глубинным течением государственной политики, но и они не прошли даром – разбудили наиболее прогрессивную, передовую часть России от десятилетней спячки, вывели ее на авансцену общественной жизни.
В 2008 г. Владимир Путин совершил правильный и беспрецедентный для российской истории шаг – в соответствии с Конституцией добровольно ушел с высшего поста, причем не под давлением революционных масс и не из-за распада государства, а вопреки истерической кампании лизоблюдов под лозунгом: «Третий срок!»
Четыре года спустя его возвращение на шесть, а может быть, и на 12 лет было с восторгом воспринято большей частью постсоветской номенклатуры, как сигнал: «business as usual». Эти круги приняли и поддержали приход Путина как гарантию сохранения своей власти и богатства с опорой на сложившуюся систему верховенства коррумпированного чиновно-капиталистического аппарата на всех уровнях (с фасадными демократическими украшениями), основанную на экспортно-сырьевой экономике. Ибо любая другая рыночная основа несовместима с таким политическим режимом в большой современной развитой стране. Пролетариат промышленных городов, оборонный комплекс, депрессивная провинция и сельские жители присоединились к этой поддержке.
Но именно поэтому наиболее образованная часть населения – новый средний класс, «креативная» интеллигенция, активные средние и мелкие предприниматели, которых давит и душит эта система, – выступила против прихода Путина, осуждая беспардонные подтасовки на парламентских и президентских выборах 2011 и 2012 гг. Вместе с примкнувшей к ним левацкой и националистической молодежью зимой 2011 г. и в течение 2012 г. они выходили на протестные манифестации в Москве, Петербурге и других городах России. В этом движении не было единства, программы, руководящего центра – оно явилось истинно массовым и спонтанным (в отличие от встречных верноподданнических демонстраций, организованных властью).
Протестное движение объединилось под главнейшим и единственно верным лозунгом: «За честные выборы». А значит – за парламент, ответственный перед избравшим его народом, а не назначившим его начальством, способный противостоять бюрократии исполнительной власти. Иными словами – за разделение властей, при котором только и возможны независимые суд, арбитраж и правоохранительные органы, соблюдающие законы, собственный бизнес, гражданское общество, свободные СМИ и самодеятельные организации для защиты конкретных интересов простых людей – будь то сохранение парков и лесов, борьба с загрязнением воды и воздуха или грабительскими ценами ЖКХ. Все это было в вопиющем противоречии с тысячелетней российской традицией, и все это поддержал Запад, давно живущий по таким нормам и к тому же, за исключением отдельных политических лидеров (Джордж Буш-мл., Герхард Шрёдер, Сильвио Берлускони, Николя Саркози), с предубеждением относившийся к Владимиру Путину.
Поэтому вполне логично и закономерно, что реакция нового правящего класса, основанная на самом сильном инстинкте – инстинкте самосохранения, была нацелена на жесткое противодействие. Ужесточение авторитарного режима началось с уголовных дел или акций запугивания отдельных активистов протестного движения (Сергея Удальцова, Алексея Навального и др.), был проведен показательный процесс против эксцентричных шансонеток группы «Пусси Райот» – с налетом средневекового духа «охоты на ведьм» (не случайно обвинение ссылалось на резолюции вселенских соборов «темных веков»). Затем Дума с сервильным энтузиазмом приняла пакет антидемократических законов: о статусе «иностранных агентов» для некоммерческих организаций с зарубежным финансированием (прежде всего правозащитных), о поправках к Уголовному кодексу РФ, расширяющих трактовку понятия «государственная измена», о закрытии интернет-сайтов, об ужесточение правил уличных митингов, о запрете американским гражданам усыновлять российских сирот (в ответ на «Акт Магнитского» Конгресса США), появились предложения о возвращении выездных виз и пр. Во всем этом все более явственно проступали черты традиционной российско-советской системы.