Труды по россиеведению. Выпуск 4
Шрифт:
Отстаивая эти традиции, парламент, лояльные средства массовой информации и многочисленные псевдонаучные центры и советы развернули истерическую кампанию о необходимости борьбы с «враждебным окружением России», «зловещими замыслами Вашингтона» – одновременно с пророчествами о «неминуемом закате Европы» в результате экономического и демографического кризиса. Утверждалось, что этот кризис он (Запад) попытается «обнулить» разжиганием всевозможных конфликтов и даже глобальной войны (подробнее об этом ниже). Пещерный антиамериканизм и шельмование европейских ценностей и институтов напомнили о худших временах холодной войны. Прославлялись достоинства православной российской государственности и ее предшественницы – Византии, якобы преданной и проданной туркам коварным Западом в лице Венеции.
Немало российских геополитических теоретиков, отыгрываясь за ущемленное догмами истмата советское образование, с восторгом неофитов открывают для себя столетней давности идеи Маккиндера и просвещают других по части «извечной борьбы морских и континентальных держав» и вражды «западнохристианского материализма» к «восточноправославной духовности».
Еще более постыдно и прискорбно, что, не достигнув удовлетворительных для себя статуса в мире и порядка внутри страны, значительная часть новой элиты встала на путь реабилитации сталинизма как символа величия и державности России. Массированная пропаганда последних лет повлияла на общественное сознание.
Растущие разногласия Москвы с США и Западной Европой вокруг российских внутриполитических проблем косвенно подталкивают ее к сближению с другими государствами, которые не ставят неудобных вопросов и зачастую сами становятся объектами подобной критики. Такого рода влияние идеологии и внутренней политики на внешнюю – не новость, и в истории России это иногда играло пагубную роль.
Например, назначенный победителем конкурса «Имя России» князь Александр Невский в 40-е годы XIII в. боролся с военно-идеологическими вылазками западного католичества, но продемонстрировал полную лояльность Орде. Она не покушалась на православие, но еще два с половиной столетия унижала, грабила и насиловала Русь. Не проводя никаких прямых аналогий, вспомним также, что в 1930-е годы Сталин был готов к сотрудничеству с германскими фашистами, а не с социал-демократами и демократическими Британией и Францией. Чем это закончилось 22 июня 1941 г. – общеизвестно.
В связи с разочарованием Запада в российской внутренней политике и ответной реакцией большей части российских политических кругов откладываются интеграция в большую Европу, реализация «Еропейского выбора России». Эти задачи ставились в 1990-е годы и в первый президентский срок Владимира Путина – на Петербургском саммите России–ЕС в мае 2003 г.
На смену им пришла – уже как официальная – доктрина «евразийства» (проект Евразийского союза). Она предполагает первоочередную интеграцию России с постсоветскими республиками: прежде всего Белоруссией и Казахстаном, желательно – с Украиной, по возможности – с Киргизией, Таджикистаном и др. Однако дело вовсе не ограничивается Таможенным союзом и планами Единого экономического пространства, на определенных условиях экономически полезными. Да и это не позволит решить главную российскую проблему – перейти с экспортно-сырьевой на высокотехнологичную инновационную модель развития. Тут помощи от Белоруссии и Казахстана (и тем более других кандидатов в Евразийский союз) ждать не приходится: первая живет за счет экспорта нефтепродуктов из льготной российской нефти, а второй сам процветает на экспорте углеводородов.
Но важнее всего то, что «евразийство» – реакционная философия, как грубый макияж, прикрывающая политическую отсталость России, бесправие народа, чиновничий произвол. Понятно, что такой мировоззренческий, идеологический проект диктует и курс внешней политики – отчуждение от самых передовых, демократических стран мира (опять-таки под лозунгом «евразийства»).
Вот уже два столетия в России идет нескончаемый спор о национальной идентичности: кем являются россияне – европейцами или евразийцами (начался он с «западников» и «славянофилов» в XIX в.)? Наверное, в стране есть и те и другие, а их влияние на политику периодически меняется. Эта идентификация ничуть не зависит от национальной или религиозной принадлежности; более того, она вполне может быть предметом свободного индивидуального или коллективного выбора. Главный водораздел состоит в том, как трактуются отношения народа и государства, кто кому служит и в чем выражается величие державы – в богатстве и свободе своего народа или в покорении других, утверждении своего державного могущества за рубежом. Совмещать то и другое России, в отличие от иных империй, не удавалось никогда.
Основной порок «евразийства» в том, что он подменяет спецификой географического положения базовые принципы социально-экономического и политического развития страны. Показательно, что даже на официальном уровне медведевскую концепцию «партнерства (с Западом) ради модернизации (России)» сменил лозунг опоры на собственные силы – «реиндустриализации» с локомотивом в виде «оборонки» и использованием «положительного опыта» СССР 1930-х годов (при этом, правда, не уточняется, какой именно опыт имеется в виду: индустриальные сталинские пятилетки, коллективизация или массовые репрессии).
Между тем в современном мире географическое положение определяет главным образом внешнюю политику, безопасность, экономические связи, но не стратегии внутреннего развития. Турция, например, тоже расположена между Европой и Азией, однако ее азиатскую природу едва ли можно поставить под сомнение. В Турции одерживает верх исламский фундаментализм (благодаря предпочтениям массы населения, а не прозападной элиты), и она, видимо, примкнет к исламскому миру.
Индия, Япония, Южная Корея расположены в глубине и на дальней окраине Азии. Но при всей национальной специфике Индия быстро идет по европейской магистрали развития, и именно поэтому, не имея больших природных ресурсов, может стать демократической сверхдержавой XXI в. А две другие страны, возродившись из руин разрушительных войн, давно уже встали в ряд ведущих экономик и демократий Запада.
Соединенные Штаты, как и Россия, исторически «отпочковавшись» от Европы, географически также расположены между Европой и Азией. Этим обусловлены их экономические и военно-политические интересы на обоих континентах, а также официально провозглашенный в последнее время политический, экономический и военный поворот в Азиатско-Тихоокеанский регион. Но американцы, наверное, были бы крайне озадачены и даже оскорблены, если бы кто-то предложил им развиваться по евразийскому пути. США – ведущая держава европейской цивилизации, достигнувшая экономической и военной мощи на радикальном (протестантском) пути европейского развития. Только благодаря этому США имеют огромное – хотя уже и не монопольное – влияние на Евразийском материке и в остальном мире.
Действительно, преобладающая часть территории Российской империи, СССР и нынешней Российской Федерации расположена вне Европейского континента. Однако народы Центральной Азии и коренные этносы Сибири и Дальнего Востока, при всем уважении к их самобытности, мало что привнесли в российскую культуру, экономику и политическое устройство. Что же сказалось на них самым роковым образом, так это два с половиной столетия татаро-монгольского ига. Москва унаследовала от него не культуру, а экономическую отсталость, изоляцию от передовой Европы, деспотизм, неэффективный и вороватый аппарат управления, бесчеловечное порабощение подданных. Советская власть под лозунгами коммунистической утопии довела эти черты до крайности. Но все это – наследие трудного исторического пути России, а не специфика «евразийской цивилизации». Нет никаких оснований возводить это во благо и отстаивать как «особый российский путь».
Бесконечные рассуждения о российской «особости» («Москва–Третий Рим», «русская идея», «народ-богоносец», «самодостаточная цивилизация») в лучшем случае отражение искренних заблуждений, а в худшем – потуги обосновать и облагородить неумение или нежелание создать благополучное и активное гражданское общество и современное государство. Речь идет о таком социальном устройстве, в котором можно добросовестно работать на пользу и себе, и стране; иметь материальные блага и жить богатой духовной жизнью; поощрять истинный, а не казенный коллективизм и притом уважать индивидуальность; строить сильное государство и при этом не превращать граждан в холопов; содержать мощную армию, но не подчинять ей экономику и внешнюю политику; выбирать депутатов и назначать чиновников, которые служат народу, а не грабят и обманывают его; заставить начальство уважать законы, а не только навязывать их подданным.