Туман. Авель Санчес; Тиран Бандерас; Салакаин отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
Шрифт:
— Ах, папочка, как мы размечтались!
— Неужели мы никогда не доживем до такого счастья?
— Кто знает!
— Ты не веришь?
— Нет, просто не хочу гадать.
— Иной жизни ты не знала и потому так покорна судьбе.
— Так ведь и вы, отец, не знаете другой, более счастливой жизни!
— Я видел чужое счастье и потому хоть чуточку могу представить себе, что это такое.
— В жизни не испытывала чувства зависти, но одному, знаю точно, я бы не завидовала никогда — богатству.
— А чему бы ты завидовала?
— Птичкам! Сидела бы на ветке и пела.
— Полно молоть вздор!
— А вот мы и дома.
В прихожей, укрывшись одной тряпной, спали на полу индеец с индианкой. Скорбная девица и Слепой Сыч тихо проскользнули мимо. Колокол женской обители призывал верующих к заутрене.
V
Начо Вегильяс совсем раскис от выпитого: глаза увлажнились, язык заплетается. Склонив голову на грудь дайфы, он оглашает Золотую гостиную арией:
— …Любовь свою мне подари, о лилия, упавшая в болото!
Блудница чувствительно вздыхает:
— Чудесно! А еще уверяешь, будто ты не романтик!
— Чистый ангел любви! Богиня! Я вызволю тебя из бездны и спасу девственную твою душу!.. Тарасена! Тарасена!
— Не скандаль, Начито! Оставь при себе свои шуточки и лучше не задирай хозяйку.
С этими словами Лупита приложила к его губам пальцы, унизанные дешевыми кольцами. Начито вскочил:
— Тарасена! Я уплачу долг этой лилии, втоптанной в грязь гнусного твоего заведения!
— Замолчи! Не мели чепухи!
Начито, нос которого в этот момент напоминал капельницу, патетически обратился к своей подруге:
— О мои ангел с перебитыми крыльями! Утоли, насыть мою тоску по прекрасному идеалу! Прикоснись рукой к моему лбу, и ты почувствуешь, как он пылает от бушующего в нем океана огненной лавы!
— Я уже слышала эти пьяные песни! Вот тут, Начито, на этой самой постели, мне их однажды уже напевали!
Начито вдруг приревновал:
— Поди, напевал какой-нибудь проходимец?
— А может, и не слышала… Мне кажется, этой ночью происходит то, что когда-то уже произошло. Прямо наваждение, да и только!.. Мерещится, будто все свершилось до того, как и в самом деле свершилось…
— Я устремлялся к тебе в своих одиноких снах! Магнит твоего взгляда притягивает меня! Поцелуй меня, женщина!
— Начито, не приставай, дай помолиться, пока не кончился благовест.
— Поцелуй меня, Харифа! Поцелуй, бесстыжая невинность! Подари мне чистое и девственное твое лобзанье! Один скитался я по безбрежной пустыне жизни, и вдруг открылся мне оазис любви, где наконец-то я смогу приклонить сирую свою голову!
Начито всхлипывал, и грешная подруга, дабы утешить своего милого, запечатала его хнычущие уста своими губками, сложенными сердечком, наподобие тех, что украшают обложки дешевых романтических бредней:
— Дурачок мой!
VI
Заколыхались огни поминальных светильников, заплясали блики на стенах Зеленой гостиной. С треском распахнулась дверь, и в залу бесцеремонно ввалился полковник ла Гайдара. Вегильяс шмыгнул носом и уставился на незваного гостя бараньими глазами:
— Домисьяно, не мешай счастью двух родственных душ!
— Лисенсиат, нюхни нашатырного спирта и, как я, очистишься от винных паров. Гвадалупе, почему ты не опрыскаешь его святой водицей?
От шагов полковника ла Гайдара заколебались алтарные светильники. Развязный звон серебряных его шпор нашел еретический отзвук в медном перезвоне висюлек на поминальных лампадах. Бросалась в глаза разительная перемена, происшедшая в одежде и во всем облике полковника: штаны заправлены в сапоги, на боку — мачете, свежевыбритое лицо, черные волосы тщательно причесаны н напомажены.
— Вегильяс, друг мой, одолжи двадцать соль, ведь сегодня ты в выигрыше. Завтра тебе верну.
— Завтра?!
Выкрикнутое Вегильясом «завтра» взвилось на высокой ноте и испарилось в зеленоватом полумраке, а сам Начито так и остался стоять с разинутым от удивления ртом. Доносился звон далекого колокола. В мелком ознобе бились напуганные алтарные огни. Смуглотелая блудница в розовой ночной рубашке крестилась за занавеской. Полковник ла Гайдара гнул свое:
— Только до завтра! В крайнем случае получишь на моих похоронах!
Начито всхлипнул:
— Смерть всегда крадется за нами. Возьмись за ум, Домисьяно, деньги тебе не помогут.
Из-за занавески показалась дайфа — груди наружу, руки на шнуровке корсета, подвязки на высоко подтянутых чулках:
— Домисьяно, спасайся! Этот трус знает, что ты в черных списках генерала Бандераса, да боится тебе сказать.
Полковник грозно уставился на Начито. Вегильяс всплеснул руками и подавленно пискнул:
— Злой ангел! Биомагнетический змей! Своими пьянящими поцелуями ты высосала мои мысли!
Полковник одним прыжком подскочил к двери, выглянул в коридор, прислушался, запер дверь на задвижку, выхватил мачете и, расставив словно для прыжка ноги, крикнул:
— Тащи таз, Лупита! Сейчас мы пустим кровь этому квакающему докторишке!
Дайфа, как была в расшнурованном корсете, бросилась между ними.
— Не глупи, Домисьяно. Только через мой труп! Чего ты медлишь? Беги! Спасайся!
Расправив пальцем усы, ла Гайдара спросил:
— Вегильяс, кто предал меня? Что мне грозит? Коли сию минуту не скажешь, то, клянусь, мигом выправлю тебе пропуск к праотцам. Давай выкладывай все начистоту!