Туман. Авель Санчес; Тиран Бандерас; Салакаин отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
Шрифт:
Карлистские комитеты действовали у всех на виду. Мартин и Капистун обычно договаривались с комитетом Байонны, но несколько раз им пришлось иметь дело с комитетом По.
Много раз они передавали в руки молодых карлистов, одетых погонщиками, бочки, полные оружия. Карлисты погружали бочки па повозки и увозили в глубь Испании.
— Это вино из Риохи{146},— шутили они, прибыв в какой-нибудь городок, и постукивали по бочкам, а местный алькальд и секретарь муниципалитета, участники заговора, беспрепятственно пропускали их.
Бывало и так, что карлисты грузили на повозки свинцовые болванки, предназначенные для отливки пуль, и прикрывали их сверху черепицей.
Близость войны предвещали многие признаки и приметы. Священники, алькальды и богачи готовились к ней. Проходя через деревни, нередко можно было услышать, как пронзительный, словно на карнавале, голос выкрикивает по-баскски: «Когда же вы пойдете?» — что означало: «Когда вы отправитесь воевать?»
В Гипускоа пели также баскскую песню под названием «Это мы идем», призывавшую к войне. В песне были такие слова:
Один голос Кто стучится к нам В темноте ночной? Погляди-ка, друг, Гостю дверь открой. Хор Это мы стучим, Это мы идем, С Кирлисом Карлосом, С Карлосом Кирлисом, С нашим королем.А пока в провинциях готовились к войне и создавали отряды, в Мадриде политические деятели и ораторы самозабвенно упражнялись в красноречии.
Однажды майским днем Мартин, Капистун и Баутиста отправились в Веру. В предместье этого города — Альсате у сеньоры Оандо был дом, и она приехала туда на некоторое время.
Мартин решил повидаться со своей возлюбленной; Капистун и Баутиста вызвались его сопровождать.
Мартин рассчитывал на помощь одной из служанок Оандо, своей сторонницы, и служанка эта действительно устроила ему встречу с Каталиной. Оставив Мартина в предместье, Капистун и Баутиста двинулись дальше в город. Как раз в тот день в Веру прибыл претендент на престол — дон Карлос Бурбон в окружении своего штаба, состоящего из генералов-карлистов и нескольких французов-вандейцев{147}.
На городской площади была зачитана патриотическая речь, и затем дон Карлос, повторив заключительные ее фразы, воскликнул с сильным иностранным акцентом{148}:
— Сегодня второе мая{149}. День насионального праздника! Долой иностранса!{150}
Под инострансом подразумевался Амадео Савойский.
Капистун и Баутиста бродили среди толпившихся на площади людей. Вокруг говорили, что один из свиты — Кателино, потомок знаменитого вандейского генерала, указывали также на графа де Барро и наваррского маркиза.
Когда в Веру явился Мартин, уже вся площадь была полна карлистами, и Баутиста сказал ему:
— Началась война.
Мартин задумался.
Все трое направились обратно во Францию. Баутиста время от времени дурашливо восклицал: «Долой иностранса!», а Салакаин размышлял о том, какой оборот может принять эта так непонятно начавшаяся война и как отразится она на их с Каталиной любви.
ГЛАВА II
Как Мартин, Баутиста и Капистун провели ночь в горах
Одной зимней ночью трое мужчин шагали по узкой тропе рядом с четверкой мулов, нагруженных большими тюками. Они вышли вечером из Capo и направлялись к вершине горы Ларрун.
Обогнув ручей, который сбегает вниз, чтобы слиться с водами Нивелье, и пройдя по горным лугам, путники добрались до хижины, где расположились поужинать.
Эти трое были Мартин Салакаин, гасконец Капистун и Баутиста Урбиде. Они переправляли партию военного снаряжения. Им предстояло доставить контрабандный груз в Лесаку, где его должны были забрать карлисты.
Покончив с ужином, мужчины вывели мулов, и отправились дальше.
Ночь была холодной, пошел снег. Ноги скользили в грязи, покрывавшей дороги и тропы; то один, то другой мул проваливался по живот в лужу, и только с большим трудом удавалось выручить его из беды.
Животные были нагружены сверх меры. Приходилось идти более длинной дорогой, минуя крутые тропинки, это замедляло переход. Когда путники достигли вершины горы, разразилась снежная буря.
Она захватила их как раз на границе. Метель усиливалась; идти вперед было все труднее и труднее. Пришлось остановить мулов, и пока Капистун сторожил их, Мартин и Баутиста пошли в разные стороны на поиски какого-нибудь убежища: пастушьей хижины или шалаша.
Пройдя немного, Салакаин наткнулся на сторожку карабинеров; дверь была закрыта и прижата гвоздем.
— Эй, есть тут кто-нибудь? — крикнул он.
Никто не ответил.
Мартин дернул дверь и вошел внутрь. Затем не мешкая побежал сообщить товарищам о своей удаче. Среди поклажи, которую везли мулы, были одеяла, их натянули, прикрепив одним краем к хижине, а другим — к веткам дерева, и соорудили для животных что-то вроде навеса.
Разместив мулов и поклажу, все трое вошли в сторожку и развели огонь. Баутиста в одно мгновение смастерил из сосновых щепок факел, и в каморке стало светло.
В ожидании конца непогоды все трое уселись вокруг огня, рассчитывая как-нибудь скоротать время. У Капистуна была
бутыль из тыквы, наполненная арманьякской водкой, они смешали напиток с горячей водой и выпили.
Потом, как и следовало ожидать, заговорили о войне. Кар-листы расширяли свои владения, одерживая победу за победой. Они успешно продвигались по Каталонии и баскско-наваррским землям. Испанская республика разваливалась на глазах{151}. Газеты писали об убийстве в Малаге, о поджогах в Алкое, о солдатах, которые отказывались подчиняться офицерам и не желали воевать. Это было самое настоящее позорище.