Туман. Авель Санчес; Тиран Бандерас; Салакаин отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
Шрифт:
Так как упомянутый Какочипи был ходячей загадкой, Мартин спросил Данчари Студента, не знает ли он — ведь сам он тоже толосанец — истории своего земляка и друга, и бывший семинарист сказал:
— Если вы не проболтаетесь Хосе, я вам расскажу его историю, но обещайте, что не будете над ним смеяться.
— Мы не проболтаемся и не станем над ним смеяться.
Данчари говорил по-испански с классическим педантизмом
священников и семинаристов, которые считают необходимым, для пущей важности, произносить время от времени какое-нибудь латинское слово, особенно в присутствии людей, не имеющих о латыни ни малейшего представления.
— Так вот, вы должны знать, — сказал Данчари, — что Хосе Какочипи, младший сын кондитерши Андре Антони, был всегда известен urbi et orbi [23] под кличкой Хосе Кракаш.
Он эту кличку вполне заслужил, так как несколько лет п даже месяцев тому назад Хосе был самым запущенным парнем в Толосе и ее окрестностях, и поэтому весь город nemine dis-crepante [24] звал его Чумазым.
До недавнего времени Хосе знал только одну страсть — любовь к музыке.
23
Всем и каждому (лат.).
24
Без исключения (лат.).
Его хотели выучить на священника и посвятить в сан in sac-ris [25] , но это оказалось неосуществимым.
О нем можно сказать, что он музыкант per se [26] и мужчина per accidens [27] .
В течение многих лет он каждый день проводил по восемь-девять часов за пианино, упражняясь в игре; ни к чему другому, кроме музыки, душа у него не лежала, и на все остальное он взирал с полнейшим безразличием.
25
Священнослужителя (лат.).
26
По природе (лат.).
27
По случайности (лат.).
Одежда на нем была вечно в сальных пятнах, берет грязный, волосы неподстриженные, галстука он не признавал. Просто чучело какое-то.
Потому его и окрестили Чумазым, но Хосе эта кличка не обижала, она ему даже нравилась; зато его мать, Андре Антони, превращалась в дикого зверя, стоило ей услышать, что ее чадо так называют.
Примерно год тому назад в Толосу приехал один богатый испанец из Южной Америки по имени Арисменди, поговаривали, что он был пиратом… не знаю, relata refero [28] .
28
Рассказываю, что слышал (лат.).
Так вот, значит, этот сеньор и спрашивает у священника:
— Кого бы я мог взять учителем музыки к моему сыну?
— Лучше всего Хосе Какочипи, — ответил священник.
Поговорили с Кракашем, он пожал плечами и согласился.
Мать приготовила ему чистую одежду и наказала, чтобы он следил за своими словами и вел себя благоразумно, ведь эта работа могла стать для него modus vivendi [29] . Кракаш пообещал быть благоразумнейшим.
Вот пришел он в первый раз в дом Арисменди и попросил позвать хозяина.
29
Способом существования (лат.).
Дверь ему открыла какая-то девушка, а немного погодя появился какой-то господин. Девушка велела Кракашу повесить берет на вешалку.
— Зачем? — удивился Хосе и, повернувшись к господину, спросил: — Это что, ваша служанка?
— Нет, эта сеньорита моя дочь, — холодно ответил сеньор Арисменди.
Кракаш понял, что допустил оплошность, и, чтобы загладить ее, сказал:
— Очень красивая. А на вас-то как похожа!
— Не нахожу. Ведь это моя падчерица, — возразил сеньор Арисменди.
— Ха-ха, вот смешно!.. У нее уже, верно, и дружок
есть.
Какочипи попал в больное место, потому что девушка, к неудовольствию родителей, влюбилась в своего кузена.
Сеньор Арисменди приказал Хосе не задавать больше дерзких вопросов, ему уже говорили, что Хосе придурковат, но пусть он научится прилично вести себя.
Хосе, весьма удивленный этой неожиданной вспышкой гнева, отправился в комнату мальчика, где дал свой первый урок сольфеджио. Грубые слова сеньора Арисменди его не столько оскорбили, сколько озадачили. Хосе был очень простодушен, жизнь его проходила в думах о музыке, а обо всем остальном он ничего не ведал.
Какочипи, которого несколько раз оставляли обедать с семьей Арисменди, всегда поражал печальный вид отца, матери и дочерей, и он захотел развеселить их немного, потому что, как говорит мирянин: «Omissis curis, jucunde vivendum esse», что означает — надо жить весело и без забот.
Первое, что взбрело в голову Кракашу в один прекрасный день, когда он решил, что уже достаточно вошел в доверие семьи, это воспроизвести во время десерта шум поезда, вслед за тем он попытался спеть песню, которая имела большой успех в таверне. Тот, кто поет эту песню, сначала делает вид, что играет на флейте и барабане, потом, что ест из кастрюли, после чего он, не переставая петь, раздевается до пояса.
Хосе подумал, что, когда он снимет куртку и жилет, вся семья так и покатится со смеху, но вышло совсем наоборот — сеньор Арисменди уставился на него свирепым взглядом и сказал:
— Вот что, Какочипи, наденьте вашу куртку и чтобы вы ее никогда больше не снимали в нашем присутствии.
Хосе стало холодно, и вовсе не потому, что на нем не было куртки.
— Этим людям ничего не нравится, — пробормотал он.
Как-то он явился давать урок, разрисовав себе лицо в крапинку, и опять не имел успеха, в другой раз вместе со своим учеником он привязал все приборы к столу… и снова никакого результата.
— Как дела, Кракаш? — окликал его кто-нибудь на улице. — Что поделывает семья Арисменди?
— А! Это люди, которым ничего не нравится… — отвечал он. — Выдумываешь такие великолепные штуки, чтобы развеселить их… И хоть бы что.
С началом карнавала Хосе Кракаша осенила одна блестящая идея, и он уговорил своего ученика принести ему платья матери и сестры. Они оба переоденутся и сыграют с семьей Арисменди чудеснейшую шутку.
— Теперь-то уж они у меня будут смеяться, — говорил сам себе Какочипи.