Туман. Авель Санчес; Тиран Бандерас; Салакаин отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
Шрифт:
Другой примечательный человек среди этой заурядной братии, дон Гильермо Гарсия Флорес, бывший коммерсант, состоял в молодости служащим фруктовой компании и был отправлен ею в Лондон. В Англии он сколотил небольшое состояние и стал заядлым англофилом. Со временем, видимо, благодаря самовнушению во всем его облике появилось нечто английское.
Дона Гильермо снедало наивное тщеславие. Все, связанное с аристократией, приводило его в восторг. Человек уже пожилой, он был полон юношеских иллюзий. Ходить в Королевский театр, выезжать на прогулку в карете какого-нибудь вельможи, здороваться с маркизой или герцогиней — все это было его заветной мечтой. Дон Гильермо постарался стереть все воспоминания о своей былой коммерческой карьере. Жил он в одной из центральных гостиниц города: ее хозяин сделал бывшему негоцианту большую скидку, так как в случае необходимости дон Гильермо писал ему деловые письма на французском и английском языках, а когда появлялся какой-нибудь именитый иностранный гость, не отказывался сопровождать постояльца и, по-видимому, бесплатно служить ему чичероне и переводчиком. Дон Гильермо выдавал себя за человека, занимавшегося в молодости дипломатией. Он обладал удивительным умением бережно носить одежду: у любого другого она выглядела новой месяца три-четыре, у него — два-три года. Дон Гильермо был членом правления одного аристократического казино и извлекал из этого немалую выгоду: умело используя прислугу и экипажи для того, чтобы угодить своим знакомым по гостинице, и ловко торгуя газетами и почтовой бумагой, он ухитрялся за счет этих хорошо продуманных операций покрывать свои членские взносы.
VII
Карлос, или Карлитос, Эрмида был сыном чиновника отдела содействия социальному развитию, учреждения, которое несколько лет тому назад входило в состав гражданской администрации в центрах провинций. Его мать, уроженку Бургоса, звали донья Антониа Гонсалес Вильялобос. Этой сеньоре, внучке бригадного генерала и дочери майора, казалось, что, вступив в брак, она опустилась на несколько ступеней общественной лестницы и непременно должна опять подняться повыше.
Отец Карлоса служил в различных провинциальных центрах и, получив чин столоначальника первого класса, был переведен в Мадрид. Человек он был непритязательный, а если иногда и настаивал, чтобы подчиненные называли его «ваша милость», то такое скромное требование свидетельствовало лишь о том, что он не хватал звезд с неба и не страдал чрезмерным самомнением. Когда он скончался, вдова его осталась с сыном, уже юношей, и двумя дочерьми. Семья жила на кое-какие сбережения и небольшую вдовью пенсию, еле-еле сводя концы с концами. Донье Антонии и старшей дочери Аделаиде пришлось начать работать.
Карлос, окончив среднюю школу в Бургосе, не смог продолжать учение из-за отсутствия средств. Донья Антониа очень сожалела об этом, но не потому, что Карлос отличался необыкновенными способностями, а потому, что считала высшее образование единственным способом, с помощью которого молодой человек из хорошей семьи, вроде ее сына, может достичь благополучия в жизни.
Карлитоса держали в гимназии благодаря протекции. Он не проявлял ни малейшей склонности ни к наукам, ни к искусству, ни к сочинению стихов. Он не был озорником, а скорее вялым, малоподвижным и не очень-то сообразительным мальчиком: никакой фантазии, один скрытый эгоизм, замешанный на притворстве и лицемерии, и вера в то, что в жизни самое главное: практичность и трезвый взгляд на вещи.
В Мадриде благодаря стараниям матери и хорошим рекомендациям его приняли с испытательным сроком в налоговое управление. Он был прилежным чиновником: приходил на службу вовремя, работал с усердием, точно выполнял указания начальства и не обращал внимания на сослуживцев — крикунов, скандалистов и богему, которые полагали, что они сидят в присутствии лишь для того, чтобы получать жалованье.
Карлос надеялся занять по конкурсу первую попавшуюся должность, пусть скромную, но постоянную, однако вакансий не объявлялось.
На вдовью пенсию доньи Антонии вместе с ее скромным приработком и небольшим жалованьем Карлоса и Аделаиды прокормить семью, не влезая в долги, можно было лишь с превеликим трудом. Семейство Эрмида проживало на улице Сан-Бернардино в квартире на верхнем этаже, куда они переехали после смерти отца.
Донья Антониа, тощая суровая женщина, всегда ходила в одном и том же платье. С людьми она держалась отчужденно п холодно и благожелательна была только с сыном: она жила надеждой на возвышение Карлоса. Она располагала известными связями и по мере сил поддерживала их. По соседству с ними жила студентка Матильда Левен, готовившаяся к экзаменам на звание учительницы и очень быстро ставшая задушевной подругой Аделаиды, сестры Карлоса.
Наедине с матерью Карлос делился своими надеждами и планами на будущее. Мать и сын обдумывали, обсуждали и лелеяли тысячи тайных замыслов и ходов. В расчетах доньи Антонии и ее отпрыска обе дочери, Аделаида и Эмилия, не занимали, по-видимому, серьезного места; поэтому речь о них никогда не заходила и к судьбе их интереса не проявлялось.
Аделаида, хилая, худая девушка, с неправильными чертами лица, казалась неприспособленной для житейской борьбы и успеха. Младшая же дочь, Эмилия, обещала стать куда более решительным, привлекательным и кокетливым созданием.
Из-за отсутствия нравственной чуткости, столь часто встречаемого в необеспеченных семьях, в доме Эрмиды постепенно сложилось такое положение, при котором на плечи слабого легло больше тягот, чем на плечи сильного. Одной из девушек выпала роль Золушки, другой — роль принцессы.
Развлечения ради Карлос по совету Аделаиды принялся ухаживать за Матильдой, той самой будущей учительницей, что жила по соседству. Она приняла его ухаживания, и вскоре молодые люди уже вели себя как жених и невеста, строя планы будущей супружеской жизни.
VIII
Неожиданно для всех у Карлоса обнаружилось литературное призвание. Этой мнимой склонностью он был обязан своей невесте Матильде. У Матильды Левен были литературные способности, она сочиняла стихи и писала небольшие остроумные рассказы. Не отличаясь особой красотой, студентка обладала прирожденным обаянием, была приятной и занимательной собеседницей. Будущая учительница влюбилась в Карлоса. Он показался ей славным юношей, хорошим, почтительным и любящим сыном. Это были обманчивые иллюзии, слепота, на которую обрекает человека страсть, мешающая ему трезвыми глазами взглянуть на предмет своей любви. Карлос относился к Матильде довольно прохладно, зато она все больше восторгалась своим избранником.
Карлос был недурен собой, крепкого сложения, лицо с правильными чертами, хотя, в общем-то, заурядное. Присмотревшись к юноше внимательнее, в нем легко можно было подметить какую-то убогость и вялость.
Матильда упрекала Карлоса в нерешительности и отсутствии энергии. Она полагала, что робость его объясняется не слабым и неразвитым умом, а лишь наивностью и чрезмерной почтительностью.
— Почему ты не пишешь для газет? — спросила она однажды.
— Потому что мне в голову ничего не приходит.
— А вот мне приходит. Не знаю, глупости это или нет, но в голове у меня постоянно что-нибудь вертится.
— Ну, так напиши что-нибудь и напечатайся.
— Нет, я не хочу печататься под своим именем. В Испании писательница или женщина-ученый вызывает у людей только смех. Не хочешь ли опубликовать что-нибудь из моих писаний под своим именем?
— Давай попытаюсь.
Карлос послал в разные газеты сочинения Матильды, подписавшись своим именем, и вскоре рассказы и заметки были опубликованы как его собственные.