Турбо Райдер
Шрифт:
– Из земли так легко выбраться. Как же я мог остаться там, внизу? Тем более, что... Ха-ха-ха! Ты был плохим, очень плохим сыном.
Вторая глава: про человека, его отца, продавщицу, еду и город
Человек стоял в гараже, крепко сжав в руке молоток, и смотрел, как его отец ходит вокруг машины, изредка оглаживая её рукой. Человек с некоторым неудовольствием заметил, что ощущает нечто, похожее на ревность.
– А ты ухаживал за ней.
Человек не ответил.
Его отец снова обошёл вокруг машины, открыл переднюю дверь и сел на водительское сиденье. Словно стала менее напряжённой атмосфера в гараже... человек почувствовал себя немного легче и прислонился к стене, ощутив, что спина у него мокра холодным потом.
Отец всегда любил эту машину...
– ...однажды я захотел покататься и тайком попытался уехать... Он вытащил меня из машины и избил. Он сказал, что за руль этой машины я не сяду никогда.
– Что ты говоришь?
– отец вылез из машины и подошёл к нему поближе. От него ничем не пахло.
– Ты всегда любил эту машину. Даже больше, чем меня. Да?
Отец поморщился:
– Что ты несёшь? Слишком разные категории. Некорректно сравнивать. А что до машины... да, это особенная машина. Такая во всём мире только одна.
– А по-моему это ГАЗ-24-10.
– А по-моему ты дурак, - подытожил отец, - У этой машины есть душа. У некоторых вещей есть душа, и это дорогие нам вещи.
Он подошёл к выходу из гаража и открыл дверь, снаружи пахнуло ночной прохладой и гнилью земли.
– Вот у твоего молотка, как ты думаешь, есть душа? Ведь это именно им ты забил меня до смерти. Почему не выкинул его?
Человек молчал. Отец продолжал:
– Некоторые вещи дороги. Особенно, этими вещами ты кого-то убиваешь.
– Его лицо, освещаемое светом луны, казалось нездорово-живым, притягательным притягательностью больного туберкулёзом. Он вышел из гаража.
Хлопнула входная дверь дома и человек, оставшийся стоять в гараже, выдохнул. Он подошёл к машине тоже попытался провести по ней рукой так, как это делал отец, но ему не удалось. Было очень страшно и неуютно. Впрочем, молоток в руке придавал сил и уверенности всебе, пускай и немного.
Луна на улице светила особенная: не серебряная, фиолетовая, с какими-то тёмными пятнами, большая, раза в два больше обычных своих размеров. Казалось, что она пульсирует. Словно неведомое существо вытаращило свой единственный глаз и смотрит на этот мир. Светло было как днём. Человек, закрыв гараж, долго смотрел и не мог насмотреться: зрелище упоительное, даже несмотря на полную тишину - ни звуков животных, ни насекомых, ничего вообще. Чувство одиночества было ещё страшнее, чем то, что человек ощущал к отцу. Поэтому он зашёл в дом.
Отец снова ел, он вообще за эту ночь только и делал, что говорил или ел, но ел чаще, чем говорил.
Суп. Хлеб. Пельмени. Остатки полуфабрикатов, валявшиеся в морозилке уже не первый месяц. Отец подъел всё, и несмотря даже на разбухший живот, остался голодным.
– Холодильник пустой. С утра пойдёшь за едой. Машину я тебе не дам, даже и не думай.
Человек пристукнул молотком о ладонь:
– С чего ты взял, что ты тут хозяин?
– Хотел бы - ты бы меня уже прибил.
– пожал плечами отец, - А так... человек ты может и решительный, но слабый. Если сразу ничего не сделал, значит и совсем не сделаешь. Поставь чайник, что ли. И сядь. Будем говорить.
Его сын выполнил это, пусть и не расставаясь с молотком.
В чай отец положил ложек десять сахара. И пил его почти залпом, щуря от удовольствия карие глаза, впрочем, почти не заглядывая в зелёные сына, хотя тот сидел прямо напротив.
– Не думал, что это будет так приятно. Просто жрать. Знал бы - давно бы уже ожил. Хе-хе-хе...
– он отхлебнул из чашки, - Какой сейчас год?
– Двадцать лет прошло.
– сухо ответил сын
Отец покачал головой:
– Ох. Надо же. А я и не заметил. И как ты всё это время тут без меня?
– Замечательно.
– Семья? Дети? Хорошие друзья? Знакомые? Ну да, ну да. Знаешь, а ведь даже у меня была твоя мать. А ты даже такого добиться не смог. Значит ты - более плохая версия меня. Ха-ха-ха!
Отец как обычно смеялся над тем, что было смешным только для него. Прекрасная особенность: смеяться над всем вокруг.
Человек спросил, в какой-то мере пересиливая гордость (из-за волнения или интереса - не понять):
– Мне гораздо интереснее знать, как всё это время был ты.
– В могиле.
– Я знаю. Разрезанный на куски.
– сказал человек, - И я каждый день приходил поссать на твою могилу.
– Поссать?
– Поссать.
– Ха! Ха-ха-ха!
– отец снова рассмеялся, хлопая себя ладонями по вздувшемуся животу.
– Ха-ха-ха-ха! Ха! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха!
Человек отметил, сам того не желая, что вздувшийся живот его отцу совсем не идёт; при жизни тот выглядел аристократично, утончённо, был стройным, а сейчас сразу стал похож на простого человека, словно бы и не умирал и не воскресал. Это прибавило сил и уверенности.
– Чего ржёшь?
– Не так уж ты меня и ненавидел, как оказывается. Такое постоянство. Если бы ты меня не любил, то...
– отец пристукнул кулаком о ладонь, - Тюк по голове - и всё. Потом закопать и забыть. А ты... не-е-ет... Каждый день выходил. На могилу ссал. Ненависть и любовь - почти одно и то же. Ты знал об этом?
И несмотря ни на что, несмотря на дикое желание крикнуть "Нет!", человек вынужден был признать чужую правоту.
– Да.
– он кивнул, увидел, как проступило удивление на лице отца, - Наверное. - и добавил с некоторой грустью, - То, что я сделал, не принесло мне ничего хорошего.