Турбо Райдер
Шрифт:
– Говорил.
– Они ходили прямо по морю. Но потом люди выпили всю воду отсюда.
– Ты же сказал, что они стали брать воду из двух рек и взяли её слишком много?
– Вот-вот. Они её выпили. Людей стало очень много, они приходили сюда, становились на колени и пили-пили-пили... Вот море и опустело. Лошади умерли, люди, съев их мясо, стали жить в этих оставшихся скелетах. Они окаменели, понимаешь? Стали твёрдыми, похожими на дома. В них вполне можно жить.
И они замолчали, продолжая жевать мясо. Старик, наевшись до разбухшего живота, откинулся и рыгнул. Человек
Старик вздохнул и внезапно заговорил:
– Хорошая была земля... Жалко, что она умерла.
– Наверное, жалко.
– Это ещё не самое плохое место, уж поверь мне! Тут где-то, в десяти днях пути бегом... ну... там тоже мёртвая земля. Раньше на ней росли огромные грибы. А теперь там совсем жить нельзя.
Человек промолчал, покачав головой.
Старик тоже замолк, но ненадолго. Видимо, он не наговорился.
– Так откуда ты?
– Мимо иду, сказал же.
– Я спросил ОТКУДА! - старик усмехнулся.
– Хотя, чего я кричу? Я слабый. Ты, если разозлишься, легко меня побьёшь. Ведь побьёшь?
– Да зачем мне тебя бить?
– Все били. Я когда молодой был - сильный был. А потом...
– старик развёл руки в стороны и свёл ладони близко-близко друг к другу.
– А потом слабый стал. И все начали бить меня. Я ещё и из-за этого уйти хотел.
Человек покачал головой, потому что не знал, как тут можно ответить. Старик кивнул, понимая, что человек хочет что-то сказать, но не знает, как это выразить, а потом откинулся назад, перевернулся на бок и сразу же уснул. Человек посмотрел на него: лежащего в старом халате из лошадиной шкуры, старого и слабого, идущего по дну высохшего моря, где стоят корабли, в некоторых из которых ещё есть люди, не хотящие ни выходить, ни пускать к себе кого-нибудь. Человек понял, что старик один, и так и останется один. Впрочем, в голове человека поселилась твёрдая уверенность в том, что так и должно быть, поэтому он встал, отряхнулся от соли с гнилой землёй пополам, и вернулся на рельсы.
Он двинулся вперёд, и...
– ...где это я?
Человек шёл теперь гораздо медленнее. Путь пролегал через небольшую лощину, расщелину даже, почти по колено в воде, но рельсы всё равно были видны даже небрежно кинутому взгляду. Дома, стоящие над расщелиной, по обе её стороны, человеку ни о чём не напоминали: слишком незнакомая архитектура, слишком непонятная местность.
Человек сошёл с рельс, чтобы рассмотреть её получше, и удивился, как устал, потому что сделал, казалось бы, всего пару шагов, но впору ложиться и спять прямо тут. Может быть ещё не прошла прошлая усталость? На это трудно было бы ответить. Человек шёл вперёд.
Воздух был непривычно влажный, тяжёлый, попахивающий болотом. В домах, стоявших выше, не чувствовалось совершенно никакого присутствия и защиты никакой, подобной той, что была в домах в деревне человека, тоже ощутить не получалось.
– Может потому что это чужие дома? Хм... чужие дома. Может я не чувствую чужие дома? Хотя нет, чувствовал же их в посёлке... может это наоборот - ничьи дома? Похоже, что так. Зайти, что ли?
Но,
Поэтому человек шёл, просто шёл по колено в воде, чувствуя рельсы под ногами.
И снова не садилось солнце.
И снова никуда не бежали облака, небо оставалось недвижимым.
Человек уже начал догадываться почему, и поэтому он совершенно не удивился, когда услышал откуда-то из окна одного дома:
– Эй, ты! Ты живой!
– Конечно я живой!
– закричал он в ответ
– Ну так давай, лезь сюда! Вечереет уже, куда ты на ночь глядя пойдёшь?
– голос был женский.
Человек улыбнулся и сошёл с рельсов. Осмотрелся вокруг, увидел узкие ступеньки, врезанные в крутой склон: очевидно, кто-то живший здесь раньше озаботился этим, чтобы спускаться к реке. Поднявшись наверх, человек снова повертел головой туда и сюда.
– Чего смотришь, вот она я, ты!
Домик, в дверях которого стояла женщина, смотрелся совсем маленьким на фоне остальных: одноэтажный, краска на его досках облупилась, заборчик его был низкий и тоже видавший лучшие времена. Приближаясь к дому, человек всё лучше и лучше видел женщину сквозь стремительно сгущающиеся сумерки. Пожилая, в цветастом платье, чёрная. Не измождённая, но худая. Груди её почти не проглядывались через ткань. Пара чёрных, жёстких волосинок выбилась из -под платка.
Человек прошёл через калитку и подошёл к крыльцу.
– Красиво у вас тут.
– Да. Местечко отличное, чужак, хотя живу я тут совсем немного - всю жизнь, но уже успела это понять!
– женщина хлопнула себя по бокам и хохотнула.
– Болота, сосны и орхидеи... Откуда ты идёшь?
– она покачала головой и тут же сказала дальше, сама себе, не человеку.
– Хотя, какая, чёрт возьми, разница... Откуда-то издалека. Видел бы ты себя! Тебя же плевком переломить можно!
Человек неуверенно улыбнулся.
– Заходи в дом. Выспишься, поешь, а дальше будем решать что с тобой делать.
И спорить с ней не хотелось.
Она прошла внутрь, скрывшись в темноте помещения. Человек тоже прошёл за ней и не успел нагнуться, задев головой висящий прямо над дверью пышный лисий хвост. Как раз в этот момент и наступила ночь. Спустя пару часов человек, лежащий в тёплой постели, обтеревшийся перед этим водой, заснул. Фиолетовая луна мягко светила на него через окно.
Рано утром человека разбудила женщина.
– Вставай и иди на задний двор, сполоснись хорошенько, ты же толком не отмылся вчера. А потом завтракать.
Действительно, запах по дому распространялся незнакомый, но аппетитный.
Человек вышел из дому прямо в трусах, а потом, увидев, что женщина из дома не выходит, снял и их. Покачал головой.
Тело раньше у него было слабым телом обычного мужчины его возраста, несмотря на работу в огороде и по дому. Живот, бока, бёдра - лишний жир, общая одутловатость, человек свыкся с этим, научился с этим жить. Теперь же он увидел, как отощал. Раньше он был полон, но не более того. Теперь же - нездорово худ.