Туунугур
Шрифт:
– Да, просто зачитаете текст отсюда и досюда.
К назначенному времени Киреев был возле знакомого уже зала предварительных заседаний, где не так давно его натянули по самые помидоры. Опять пришлось ждать в коридоре, и та же самая Птицына толкалась внутри - ее-то никто не выгонял.
Спустя какое-то время Киреева пригласили войти. Та же самая судья Петрова восседала всё на той же перекладине буквы Т, образованной столами. Стулья, как и раньше, чинно были расставлены вдоль стеночки. Киреев на правах постоянного клиента решил, что намного удобнее будет сидеть за столом, и передвинулся на стуле к ножке Т. Однако скуластая жрица Фемиды
Тем временем Птицына помахала листком, к которому была приколота квитанция, и объявила сумму, в которую обошлись институту её услуги - тридцать пять тысяч. Именно столько Киреев должен был выложить в качестве компенсации издержек.
Киреев встал и очень быстро, почти захлебываясь, прочитал выделенный кусок - довольно немаленький. Стороны перешли к прениям, Птицына опять процитировала Гражданский кодекс, Киреев снова упомянул статью 393 Трудового кодекса и сослался на определение верховного суда. Птицына оскалилась и повернулась к судье: "Ну, у нас в стране ведь не прецедентное право, верно?". Заседание завершилось, обоих попросили выйти.
Киреев уселся в коридоре на стул, достал из сумки брошюрку "Дао де цзин" и углубился в чтение. Долго ли, коротко ли, его пригласили обратно и дали бланк с решением суда, добавив, что надо еще зайти куда-то на первом этаже и поставить печать. Киреев пробежал глазами решение: "Взыскать 20 тысяч". Ага, мрачно покивал он сам себе, и пошел за печатью.
Киреев решил сразу взять быка за рога и прямо из суда отнёс постановление Клыкову. Теперь следовало переходить к плану "Б" - опять возиться с апелляциями-кассациями, чтобы дело через инстанции дошло до верховного суда. А там решение наверняка изменят в его пользу и, может, даже взгреют судью Петрову за то, что ухудшает показатели по пересмотру дел. Через пару дней он позвонил в "Консультант" - его заверили, что апелляция благополучно отправилась в Якутск.
На вторую половину августа у них со Светкой был запланирован отпуск. Вернее, отпуск запланировала Светка, а Киреев, как официально безработный, обязался профинансировать мероприятие и вообще окружить подругу заботой и вниманием. Вишневская явно в этом нуждалась: институтские гарпии и ставшее вдруг придирчивым начальство затюкали её до последней степени.
Поначалу Киреев намеревался махнуть на "материк", как в Якутии называли всю остальную Россию, но кризис заставил его поумерить пыл. Пришлось выбрать что поближе. Оптимальным вариантом оказался свой же, туунугурский, санаторий, воспрянувший из небытия после того, как его облюбовала сборная России по биатлону.
Они уже, можно сказать, сидели на чемоданах, когда грянул звонок от Белой, и Светке пришлось срочно явиться в институт. Вернулась она угрюмая, молча прошла на кухню, поставила чайник, села за стол и закрыла лицо руками. Киреев проследовал за ней, остановился в проёме входа, прислонившись к косяку.
– Ну хоть без трупов?
– спросил он.
– Надо составить отчётность, - ответила Светка, не глядя на него.
–
Киреев выругался.
Управленческую манеру Белой он помнил очень хорошо. Новая-старая завкафедрой всегда смело бралась за всё. Любое распоряжение сверху она тут же бежала исполнять, постоянно шумя, что ей почти никто не помогает. Мудрость предков "не спеши делать - отменят" была ею попрана и забыта. Из-за этого на кафедре постоянно возникали скандалы. Территорией дружбы когда-то оставалась разве что мужская половина: там сотрудникам нечего было делить, а если что и находилось, они это разливали поровну. Но теперь, судя по всему, вихрь бешеной деятельности начальницы захватил всю кафедру.
И вот грянул финальный аккорд. Поступил приказ срочно подбить кучу документов, ради чего из отпусков вызвали всех, кто не успел спрятаться. Без всякой компенсации, разумеется.
– Вот и отдохнули, - зло подытожил Киреев.
Светка налила себе чаю, стала молча пить, по-прежнему избегая киреевского взгляда.
– И надолго у вас это?
– спросил Киреев.
– Может, за два-три дня управитесь?
– Ты будто вчера родился.
Киреев засопел.
– Я давно предлагал тебе уволиться, - сухо напомнил он.
– И куда идти?
– резко спросила Светка повернув к нему лицо.
– Всех сокращают, зарплаты задерживают... А цены? Ты давно в магазин заходил? Загляни как-нибудь. Удивишься.
– Вообще-то я тоже по магазинам хожу, - пробурчал Киреев.
– Ага, за пивом. Или водкой.
– Да уж cколько не пил-то!
– Целый месяц. И как же ты продержался-то, а? Бедный.
Киреев тяжело посмотрел на взбешённую Вишневскую.
– Свет, ты чего?
– Да ничего! Достало меня всё! И институт этот, и Белая, и Степанов, и ты. Все!
Она опять спрятала лицо в ладонях. Киреев подошёл к ней, присел на корточки, погладил её запястья. Потом поцеловал в лоб.
– Давай я к тебе переберусь. Будем вместе жить. Вместе справляться с трудностями.
Светка отняла руки от лица. Глаза её были сухими.
– Нет. Не сейчас.
– А когда?
– Не знаю!
– рявкнула она.
Киреев отошёл, уставился в окно.
– Что там с твоими исками?
– прогнусавила вдруг Светка, шмыгнув носом.
Киреев обернулся к ней.
– В разработке.
– Что-то долго. Говорил же, что Степанов от тебя не уйдёт.
– Не всё так просто. Здесь рука руку моет. Пришлось обратиться в Якутск.
– Можно подумать, там будет по-другому!
– Может быть, по-другому, - повысил голос Киреев.
– А может быть, и нет. Проверить надо.
– Дурость какая-то, - сказала Светка со злостью.
– Понятно же, что ничего ты не добьёшься.
– Угу. Братьям Райт тоже, наверно, так говорили.
Светка лишь покачала головой.
– Ладно, - сказала она.
– Пойду переодеваться.
В середине сентября Киреев получил долгожданное заключение трудовой инспекции. Чиновники не подкачали. Без всяких экивоков и расшаркиваний Кирееву было заявлено, что он не может претендовать на компенсацию ввиду пропуска сроков. К документу была прикреплена распечатка постановления какого-то суда на Сахалине по аналогичному делу в качестве обоснования ("У нас в стране ведь не прецедентное право, верно?", - вспомнилось Кирееву).