Твое сердце принадлежит мне
Шрифт:
А кроме того, его теория однояйцевых близнецов лопнула, как воздушный шар, напоровшийся на шпиль церкви. Ему требовалось рациональное объяснение одного простого факта: каким образом женщина, умершая за двадцать один месяц до этого, могла говорить с ним в тот день, когда у него брали биопсию сердечной мышцы? Узнав о третьей сестре, Исмане, он вновь обрел надежду, что у Исмей все-таки была сестра-близняшка, но тут же выяснилось, что Исмана, старшая из трех сестер, умерла еще раньше Исмей.
– Я понимаю, что схожесть имен навела вас на мысль о близнецах, –
Викторианская эпоха, по словам Исмены, зачаровывала все семейство Мун, начиная с дедушки, доктора Уилларда Муна, одного из первых чернокожих дантистов к западу от Миссисипи, у которого лечились главным образом белые. Исмей ко всему викторианскому относилась более прохладно, чем Исмена, но, как все в семье Мун, много читала, и ее любимые писатели жили и творили в девятнадцатом веке, главным образом в викторианской его части.
Исмена указала на уставленную стеллажами с книгами нишу, примыкающую к гостиной. С двумя удобными креслами и торшерами.
– Больше всего на свете она любила сидеть в одном из этих кресел с книгой в руках.
Исмена продолжала говорить, а Райан подошел к стеллажам. Среди прочего увидел полные собрания сочинений Диккенса и Уилки Коллинза.
Продвигаясь вдоль стеллажей, обогнул белый мраморный бюст на пьедестале.
– Это была ее любимая вещица, – прокомментировала Исмена. – Разумеется, у нее бюст стоял на полочке над дверью гостиной, как в поэме, но я побоялась оставить его там. Еще свалится на голову.
– В какой поэме? – спросила Кэти.
– В «Вороне», – ответила Исмена. – Она очень любила По. Причем стихи больше, чем прозу.
Пока она говорила, Райан подошел к книгам По.
А Исмена процитировала по памяти:
– «Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво/ И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей/ Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей,/ Он взлетел – и сел над ней».
У Райана на мгновение перехватило дыхание. Не потому, что эту поэму он не знал (знал, конечно), и не из-за ее лиричности и великолепия: легко узнаваемый стиль По, его ни на кого не похожий голос, казалось, имел непосредственное отношение к странным событиям последних шестнадцати месяцев.
А когда он снимал с полки томик стихотворных произведений По, еще более сильное чувство прикосновения к сверхъестественному накатило на Райана, потому что в этот самый момент раздался голос Кэти:
– «Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,/ Задремал я над страницей фолианта одного…»
– «И очнулся вдруг от звука, – вдруг неясный звук раздался, – радостно подхватила Исмена. – Будто кто-то вдруг застукал,/ Будто глухо так застукал в двери дома моего».
– Не уверена, что я помню… – Кэти запнулась, – но, кажется… «Гость, – сказал я, – там стучится в двери дома моего,/ Гость – и больше ничего».
– Но это был не только гость, не так ли? – спросила Исмена. – Во всяком случае, в одном творении мистера По.
Постукивание.
Исмей знала о постукивании.
После биопсии, когда он лежал в полудреме в примыкающей к лаборатории комнате, она сказала ему: «Ты слышишь его, не так ли, дитя? Да, ты слышишь его».
Он не понимал, каким образом она узнала о постукивании, но, разумеется, так ли это было важно теперь, когда выяснилось, что она умерла чуть ли не двумя годами раньше.
«Ты не должен его слушать, дитя».
Он наугад раскрыл томик поэзии и увидел стихотворение, которое называлось «Город среди моря».
– Исмей знала наизусть все стихотворения и поэмы мистера По. За исключением «Аль-Аараафа». Говорила, что не может заставить себя полюбить это стихотворение.
Райан проглядывал начало «Города среди моря» и нашел строки, которые не мог не прочесть вслух:
– «С небес не упадут лучи/ На город тот в его ночи./ Но снизу медленно струится/ Глубинный свет из мертвых вод – / Вдруг тихо озарит бойницы,/ Витающие… купол… шпицы…/ Колонны царственных палат/ Или беседки свод забытый,/ И каменным плющом увитый…»
Должно быть, его голос дрожал или как-то иначе выдавал охвативший Райана страх, потому что Исмена Мун спросила: «Вам нехорошо, мистер Перри?»
– Мне снился такой сон, – ответил Райан. – Не один раз.
Он продолжил чтение, уже про себя, потом оторвался от книги, поняв, что обе женщины смотрят на него, ожидая дальнейших подробностей.
Но Райан предпочел уклониться от пояснений.
– Мисс Мун, я вижу у вас на полке чуть ли не десяток сборников стихотворных произведений По.
– Исмей покупала эту книгу всякий раз, когда она выходила с новыми иллюстрациями.
– Могу я приобрести у вас одну из них? Мне хочется оставить ее у себя… как память об Исмей.
– Я не возьму у вас и цента. Берите ту, которая вам понравилась. Но вы еще ничего не рассказали о том добром деле, которое она для вас сделала.
С книгой в руке он вернулся к честерфилду, на котором сидела Кэти, и начал рассказывать историю, лишь чуточку приправленную правдой. Время сместил назад, до смерти Исмей, о пересадке сердца не упомянул, заменил на коронарное шунтирование. Признался, что очень боялся умереть, но Исмей постоянно подбадривала его, и после регулярно звонила, и в итоге помогла ему избежать глубокой депрессии.
История, похоже, получилась хорошей, потому что тронула Исмену до слез.
– Это она, все так, такой Исмей и была, всегда старалась помочь людям.
А вот Кэти Сайна наблюдала за ним с сухими глазами.
Исмена надела полусапожки и пальто и повела их на другую сторону улицы. На кладбище нашла могилу Исмей, направила луч фонаря на надгробный камень.
Райан подумал, что все пошло бы совсем по-другому, найди он это кладбище и эту могилу в свой прошлый прилет в Денвер, до трансплантации сердца.