Твое сердце принадлежит мне
Шрифт:
Райан всмотрелся в нее. Пышные черные волосы, высокий лоб, широко и глубоко посаженные глаза, нос с легкой горбинкой, чувственный рот, волевой подбородок, сильная, но женственная линия челюсти. Его взгляд вернулся к ее гранитно-серым глазам, которые словно раскатывали тебя в тонкий слой теста на гранитном столе пекаря. При всей привлекательности Кэти, ей недоставало физического совершенства Саманты, однако Райан чувствовал, что глубоко внутри они с Самантой очень схожи, а потому ему с
– Годом раньше мне пересадили сердце.
Кэти ждала.
– Я радуюсь, что живу. Я благодарен. Но…
Он замолчал, не зная, как продолжить, и во время паузы стюардесса успела принести «Кровавую Мэри» и кофе.
Как только перед ним поставили коктейль, желание выпить его пропало. Полный стакан так и остался на подставке, чуть утопленной в подлокотник.
И когда Кэти пригубила кофе, Райан продолжил:
– Мне пересадили сердце молодой женщины, которая получила в автомобильной аварии несовместимую с жизнью травму головы.
Кэти уже знала, что умершая Исмей (или какая-то женщина, выдававшая себя за Исмей) приходила к нему до того, как ему пересадили сердце, и она знала, что ему часто снился сон, может и не один, связанный с медсестрой. Теперь Райан видел, как пытается она объединить все эти составные части в общую картину, но вопросов пока не последовало.
– Женщину звали Лили. Как выяснилось, у нее осталась сестра, однояйцевая близняшка.
– Вы не сомневались, что у Исмей тоже есть сестра-близняшка.
– Я думал, что однояйцевые близнецы – главная идея. Мне требовалось понять смысл этой идеи. Но, возможно, близнецы – всего лишь мотив.
Его терминология определенно поставила ее в тупик, но она по-прежнему молчала.
– В любом случае сестра Лили… я думаю, она сидела за рулем, когда произошла эта авария.
– Мы можем легко это выяснить. Но почему это так важно?
– Мне кажется, что чувство вины ест ее поедом. Она не может этого выдержать. И обращается к тому приему, который психиатры называют переносом.
– Перекладывает свою вину на вас?
– Да. Из-за того, что я получил сердце Лили, ее сестра винит меня в смерти своей близняшки.
– Она опасна?
– Да.
– Тогда этим не может заниматься только частная охранная фирма. Позвоните в полицию.
– Этого мне делать не хочется.
Теперь ее серые глаза приняли оттенок облаков, над которыми они летели, и взгляд Кэти скрывал ее мысли так же хорошо, как облака – лежащую под ними землю.
– Вы задаетесь вопросом, почему мне не хочется этого делать, – прервал Райан паузу. – Я тоже им задаюсь.
Он отвернулся, какое-то время смотрел в иллюминатор.
– Идя на операцию, я не представлял себе, какая это эмоциональная нагрузка… жить с сердцем другого человека. Это великий дар… но и тяжелая ноша.
Пока он вновь смотрел в иллюминатор, Кэти не отрывала от него глаз, а когда повернулся, спросила:
– Почему это ноша?
– Так уж получается. Все равно… будто ты берешь на себя обязательство жить не только за себя, но и за того человека, который отдал тебе свое сердце.
Кэти очень долго молчала, глядя на чашку, и Райан уже подумал, что сейчас она раскроет журнал и будет допивать кофе за чтением.
– Когда мы впервые встретились в Вегасе, – вновь заговорил он, – шестнадцатью месяцами раньше, помните, как вы сказали мне, что я одержим собственной смертью, чувствую, что топор падает, но не могу понять, кто наносит удар?
– Помню.
– Помните, как вы сказали мне, что, составляя список врагов, нужно держать в голове причины насилия?
– Разумеется.
– Похоть, зависть, злость, алчность и месть. Толковый словарь говорит, что алчность – ненасытное стремление к богатству.
Кэти допила кофе, отставила кружку в сторону, но не раскрыла журнал. Вместо этого встретилась с Райаном взглядом.
– Вы думаете, под алчностью следует понимать стремление не только к деньгам? – спросил Райан.
– Синоним алчного – жаждущий чужого. Человек, который хочет забрать все, принадлежащее другому, не только деньги.
Подошла стюардесса, спросила, не принести ли еще кофе, что не так с «Кровавой Мэри»? Забрала и пустую кружку, и полный стакан.
После ее ухода Кэти заговорила первой:
– Мистер Перри, я должна задать ужасный вопрос. Прямой, в лоб. Вы хотите умереть?
– С чего у меня может возникнуть такое желание?
– Хотите?
– Нет. Черт, нет. Мне только тридцать пять.
– Вы не хотите умирать? – вновь спросила она.
– Меня ужасает сама мысль о смерти.
– Тогда вы должны предпринять определенные шаги, и вы знаете, какие именно. Но, помимо обращения к властям, от вас потребуется кое-что еще. Я думаю, вы должны… совершить героический поступок.
– О чем вы?
Вместо того чтобы ответить, Кэти повернулась к иллюминатору и посмотрела на поле белых облаков, под которыми скрывалась земля.
В падающем в иллюминатор свете кожа женщины казалась полупрозрачной, и, когда Кэти приложила несколько пальцев к стеклу, у Райана вдруг возникло ощущение, что, будь у нее такое желание, она сможет продавить этот барьер, тонкий, как мембрана, менее прочный, чем поверхность воды в пруду.
Он не повторил свой вопрос, понял, что это молчание отличается от прежних и нарушать его ни в коем случае нельзя.