Твои ровесники
Шрифт:
Поведение полисменов было понятно: нельзя так пугать человека только за то, что он говорит скучно и долго.
Но почему «бобби» встревожились сейчас, когда народ спокойно обсуждает свои дела? При чём тут русские? Нет, попасть в порт просто необходимо. Тэдди знает много окольных дорог и намечает путь, свободный от полицейских преград.
Крики прекратились, свистки стали реже и короче. Взвыла автомобильная сирена.
Тэдди понял, что это означает, и осторожно открывает дверь. Бесси щурится и трёт глаза кулачками: после темноты коридора она не может смотреть на свет.
— Ты зажмурься, — советует Тэдди.
На улице было тихо. Фырчал только
— А теперь разожмурься… Видишь? Ну вот…
Бесси открывает глаза и видит уходящий автомобиль. На мостовой недвижно лежит человек. Она вопросительно глядит на Тэдди. Его губы плотно сжаты, над глазом маленькая складка. Это значит, что от него сейчас ничего-не добьёшься.
9. КОРАБЛЬ ПОД КРАСНЫМ ФЛАГОМ
Ваня Чайченко, матрос торгового корабля «Иртыш», покачивался на штормтрапе [1] и жвачкой [2] затирал ссадины на бортовой окраске.
Работа была небольшая и спорая, но Чайченко усложнял её тем, что в случайных мазках старался найти формы грозовых туч, силуэты гор, человеческие профили. Чайченко насвистывал только что сочинённый специально для подновления борта марш и с удовольствием думал о том, как после ужина засядет за окончательную отделку заголовка к первомайской газете.
1
Штормтрап — подвесной трап, род верёвочной лестницы.
2
Жвачка — тряпка.
В сырой ветерок ворвался запах жареной гречи. Чайченко поднял голову: грузно навалясь на леер [3] , стоит огромный человек в белом колпаке. Это старейший кок торгового флота Акопыч.
Он всматривается в унылую тесноту портовых строений и вздыхает. Чайченко с трудом сдерживает улыбку. В каждом номере судовой газеты он помещает дружеский шарж на Акопыча: уж очень удобное лицо для рисунка — сросшиеся брови, похожие на мохнатый козырёк, и грушевидный нос.
Чайченко заводит речь о забастовке грузчиков, но Акопыч не поддерживает разговора. Or ласково глядит на Чайченко и сладко произносит:
3
Леер — поручни.
— Ванычко, большое дело есть… Замечательный план.
Чайченко настораживается.
— Первомайский торт… Корабль… Волны… Леденец, глазурь… Нарисуй, пожалуйста.
Чайченко взлетает вверх. Они жарко шепчут в лицо друг другу:
— Внутри свечечка, иллюминация, понимаешь… Из труб — дым…
— Зачем дым? Паруса!
— Правильно, каждой республике парус… Только не шуми!
— Секрет?
— Секрет.
Акопыч поднимает брови почти под колпак и бесшумно исчезает.
«Иртыш» готовится к празднованию Первого мая.
Баталёр Федя Раскатов репетирует номер для концерта. Он умоляюще складывает на широкой своей груди пальцы и со слезами в голосе говорит баянистам:
— Не рявкайте, прошу… Страдайте.
Кубрик содрогается от грохота басов.
На юте — тесный кружок матросов. Все сидят на корточках. В центре румяный паренёк отбивает мелкую дробь. Обсуждается и оценивается каждое плясовое колено.
Критики поднимаются, переглядываются и решают:
— Пойдёт.
Монтёры скрепляют гирлянды цветных лампочек.
Столяры выпиливают гербы.
Капитан и Акопыч составляют меню праздничного обеда.
Но больше всех суетится, бегает и волнуется Ваня Чайченко. Кричат из библиотеки:
— Ваня! Взгляни — не жидковат заголовочек?
Чайченко склоняет голову вправо и молча протягивает руку. Ему подают кисть.
— А вот я сейчас ударю…
После «удара» буквы встают на место, и Чайченко бежит к Акопычу. Он уже набросал эскиз первомайского торта: на гребне пенистой волны возвышается алый корабль с раздутыми парусами…
Кричат из красного уголка:
— Ваня! Щит готов. Покажи, куда ставить.
На пути его задерживает дежурный:
— Чайченко, вы подкрашивали борт? А кто уберет штормтрап?
Чайченко взялся за концы трапа, вздрогнул и отскочил на шаг от борта… На палубу карабкается непонятное существо в лохмотьях, с двумя чумазыми головами. Оно ползёт на четвереньках, встаёт на колени, и от него отделяется маленькая девочка с бантиком в растрёпанных волосах. Потом перед изумлённым Чайченко, словно из-под пола, вырастает худой мальчик. Он глядит на матроса, мнёт в руках рваную шапочку, откашливается и сипловато восклицает:
— Сэр! Это моя сестра Бесси… Вы, русские, — славные ребята… А это что за флаг?
Через минуту дети стоят среди матросов. Боцман Крюков внимательно слушает жаркий рассказ Тэдди о том, как он узнал, что в порту стоят русские, о Стефене Пите, о «бобби», о мотоцикле, похожем на бабочку, — слушает и разводит руками.
Кто-то советует Тэдди:
— Ты не торопись.
Тэдди вслушивается в незнакомый говор и тоже разводит руками.
Прибегает запыхавшийся Федя Раскатов. Он докладывал капитану о «прибытии иностранцев».
— Ну что, Федя?
Раскатов передает распоряжение капитана:
— Накормить и проводить.
— Вот и займись, — говорит боцман, — только дипломатию соблюдай по форме. Как-никак — королевские подданные…
Отмытые, раскрасневшиеся, ребята сидят в камбузе [4] . Бесси с тревогой и восхищением смотрит на Акопыча. Таких громадных людей она ещё не встречала. Тэдди быстро поглощает кашу с мясом, кладёт в тарелку сестры свой кусок пирога и сердито ворчит. Как можно так медленно есть! Впереди столько дел: надо побывать в машинном отделении, на капитанском мостике… Где-то музыка — надо успеть и туда и сюда, а она сидит над едой, как старуха… Чем смеяться, лучше бы быстрее жевала! Может быть, лучше положить этот кусок в сумку?.. Тогда вот что: пусть она доедает не торопясь. Тэдди сходит по делам и придёт за ней. Раз попали на корабль, пожалуй, торопиться и нечего… Бесси не возражает — здесь так хорошо, только пусть он поправит ей бант и скорей приходит…
4
Камбуз — корабельная кухня.