Творцы апокрифов [= Дороги старушки Европы]
Шрифт:
– Когда-нибудь я смогу с легкостью купить ваше владение, – со странной интонацией, бесцветной и саркастичной одновременно, проговорил Франческо. – И мои доходы будут не сравнимы с вашими. Возможно, я даже заполучу какой-никакой захудалый титул – без необходимости заживо жариться в Палестине, убивая людей, виновных только в том, что верят иначе, нежели мы. Золото порой намного сильнее стали, мессир Гай, но при любом раскладе наших жизней такие, как вы, никогда и ни за что не признают равным такого, как я. За вами – поколения благородных предков, громкие имена, прославленные гербы. За мной – ничего, кроме собственного ума и стремления пробиться туда, на сияющую вершину, поближе к вам и солнечному свету. Да вот беда – на этой вершине только ветер, снег и холод.
Он наотмашь хлестнул поводьями обиженно взвизгнувшего коня, тяжелой рысью поскакавшего вперед, обогнал плетущегося нога за ногу мула проводника, и скрылся за поворотом дороги, оставив на память о себе клубы медленно оседающей белой пыли. Брошенная на произвол судьбы заводная лошадь Франческо подняла голову, гулко фыркнула и привычно застучала копытами вслед своим товаркам.
Компаньоны озадаченно переглянулись. Шотландец нагнулся с седла, подхватывая волочащийся по земле длинный повод оставленной лошади.
– О чем это он? – удивился Гай. – Мы чем-то его обидели? Может, стоит догнать и поговорить?
– Не думаю, – Мак-Лауд немелодично засвистел. – Он прав, твое сословие и его никогда не смогут понять друг друга. Френсис и его родня живут по иным законам, чем мы, вот и все. Вдобавок Френсис умный мальчишка и пока не в силах смириться с тем, что заповедовано от века. Я тоже когда-то не хотел и здорово поплатился… Потом привык, хотя мою жизнь не назовешь удачно сложившейся. Допустим, вот я еду в Святую землю, спрашивается – зачем? Говоря по правде, мне наплевать на сарацин, но не хочется упускать хорошую возможность заработать, а еще лучше – найти хорошего покровителя и самому стать владельцем хотя бы крохотного клочка земли. Сколько я еще смогу шляться из страны в страну и ввязываться во все войны подряд – десять лет, пятнадцать? Когда-нибудь придется искать тихое местечко, чтобы осесть и заняться чем-нибудь мирным. Разочарованы, мессир Гай? Можешь не отвечать, за лигу заметно, что да.
– Не слишком, – сэр Гисборн приподнялся на стременах, втайне мечтая о вечернем привале. – Возможно, я соображаю медленно, зато, как меня убеждали, верно. Тебе нужны деньги, собственное владение и имя, которое можно будет передать по наследству. Что недостойного в этом желании? Я отправился в путь, потому что считал участие в походе своим долгом и полагал само мое намерение достаточным вознаграждением. За десяток последних дней я повидал и узнал многое, о чем раньше не задумывался, и кое-что понял: золото в самом деле значит больше, чем представляется на первый взгляд. Пожалуй, теперь меня влечет не только слава, но и…
– Кругленькие блестящие монетки, – с ухмылкой подхватил Дугал. – Гай, ты впадаешь в грех алчности.
– На себя посмотри, – беззлобно огрызнулся ноттингамец и тяжело вздохнул, признавшись: – Вы с Франческо мне совсем голову заморочили. Катары, вальденсы, вероотступники всех мастей, не поймешь, кто прав, кто виноват, а кто просто заблуждается по слабости душевной. Но самое главное – что мне делать?
– Обратись к братьям из Inquisitio, они тебе быстро растолкуют, что ты и есть самый закоснелый и злостный еретик на всем белом свете, – авторитетно посоветовал Мак-Лауд. Гай мученически возвел глаза и вопросил, обращаясь к проплывающим мимо коричнево-желтым скалам:
– Слушай, у тебя в жизни осталось хоть что-нибудь святое?
– Да, – с гордостью заявил Дугал. – Я его всегда ношу с собой. Сказать, где?
– Тьфу! – сэр Гисборн намеревался как следует выругаться, но вместо этого невесело рассмеялся. – Я с самого начала подозревал, как здорово мне не повезло с попутчиком, но только теперь окончательно в этом убедился. Ладно, отныне начинаю воспитывать в себе смирение. Как думаешь, долго нам еще глотать пыль во имя спасения прекрасной девицы?
Ответа не понадобилось. Путники обогнули выступ скалы, и перед ними точно распахнулись ворота, скрывавшие за собой иную землю. Колыхалась на слабом ветерке темно-зеленая листва деревьев, едва тронутых осенней желтизной, шелестела между камней вода реки Од и впадающего в ее притока, в укрытой от ветров долине раскинулся довольно большой и, судя по всему, процветающий городок, а в полулиге за ним, на вершине безлесной горы, похожей на косо срезанное птичье крыло, поднимался замок – серовато-золотистая громада обработанного камня, молчаливая и высокомерная.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Назойливые гости и радушные хозяева
8 октября 1189 года, ближе к вечеру.Замок Ренн-ле-Шато, Предгорья Пиренеев.В маноре Локсли, расположенном неподалеку от английского города Ноттингама, владении семейства Гисборнов, издавна хранился некий фолиант, вместо обычного кожаного переплета забранный в тяжелую деревянную обложку, окованную по углам медными пластинами, и почитавшийся мужской частью фамилии едва ли не наравне с Библией. Некогда прадед сэра Гая Гисборна отвалил за книгу кругленькую сумму, равную почти половине дохода с имения, однако никому из потомков не приходило в голову упрекнуть предка в неподобающей расточительности. Гай сам не раз перелистывал похрустывающие страницы, разглядывал на редкость хорошо сохранившиеся цветные рисунки и подумывал о необходимости как-нибудь отвезти драгоценный манускрипт в Ноттингамское аббатство и попросить монахов-скрипторов перенести текст на новенькие листы.
На форзаце книги красовалось вычурно выписанное золотом и киноварью название – «Трактат о военном искусстве». Его создателя, римского архитектора, жившего восемь веков назад, звали Вежесом или Вегиусом, и, как следовало из заглавия, фолиант повествовал об искусстве возведения, усовершенствования и обороны крепостей любого вида, а также о постройке метательных машин – баллист и катапульт, и хитроумном искусстве сооружения подземных ходов. Принадлежавший Гисборнам том вдобавок имел несколько десятков страниц, подшитых гораздо позже и раскрывающих тайны создания замков в нынешние времена. Гай здраво полагал, что его доходы никогда не дадут ему возможности выстроить по всем правилам хоть небольшое укрепление, но порой не отказывал себе в удовольствии представлять возвышающееся среди лесистых холмов Срединной Англии сооружение, основой для планирования которого послужат наставления «Трактата» и которое будет его законным владением.
В Локсли, конечно, имелась крепость, больше напоминавшая творения предков-норманнов: вал, высокий частокол в два ряда со слоем земли и камней посредине и деревянные стены с башенками. Отец сэра Гисборна недавно решил облицевать часть стен камнем, но, когда Гай года три назад перебирался из родительского дома в Лондон, работы еще велись и близкого конца им не предвиделось.
Замок над цветущей долиной, спрятавшейся между безжизненных скал, соответствовал всем канонам и строгим требованиям мэтра Вежеса. Глядя на него, Гай невольно вспомнил соответствующую картинку из «Трактата», изображавшую строительство крепости с использованием особенностей природного рельефа. Мэтр Вежес утверждал: строитель обязан обращать себе на пользу все возможные преимущества окружающей местности – морские и речные полуострова, утесы и холмы, скалистые пики и горные седловины. Создатели бежево-золотистого великолепия, похоже, штудировали творение Вежеса до тех пор, пока не затвердили его наизусть, и старательно воплотили в жизнь каждую строчку древней книги.
– Il grande castello,[8] – со смесью восхищения и испуга пробормотал Франческо, терпеливо ожидавший попутчиков за поворотом и не отрывавший взгляда от величественной крепости на скале. – Неужто нам сюда?
– Хорошо они устроились, – с неохотой признал Мак-Лауд. – Намучаешься, пока возьмешь эдакую громадину. Скорее всего, глянешь, сразу поймешь, что с его владельцами не стоит связываться, и потопаешь дальше, искать добычи полегче. Интересно, как называется это чудовище?
– И кому принадлежит, – добавил Гай. Неизвестная крепость подавляла и устрашала, но одновременно строителям удалось придать ей ощущение легкости, сделать почти парящей над окрестными рыжеватыми скалами. К замку вела еле различимая темная извилистая ниточка дороги, обрывавшаяся у подъемного моста и массивных, приземистых башен входного укрепления. Над черным провалом въезда трепетал яркий лепесток знамени – то ли белого, то ли светло-желтого.