Творцы апокрифов [= Дороги старушки Европы]
Шрифт:
– Даже не думай бежать отсюда, – почти беззвучно проговорил Дугал, заставив Гая заподозрить компаньона в умении подслушивать невысказанные мысли. Вертевший головой по сторонам Франческо покосился на них и безрадостно скривился.
Они спешились у ворот конюшни, украшенных позолоченной подковой таких размеров, что она вполне могла подойти какому-нибудь сказочному великанскому коню. Из-за приоткрытой двери долетал приглушенный топот копыт по толстому слою соломы и фырканье многих лошадей. На конюшню падала глубокая тень от вознесшегося на сотню с лишним футов округлого донжона, заставляя компаньонов испытывать тревожащее чувство беззащитности и сознания, насколько порой бывает мал человек по сравнению со своими творениями. Казалось, стены крепости сложены не из обычных камней, но из
– Да простится мне подобная откровенность… с каждым мгновением я все больше хочу очутиться подальше отсюда, – Франческо поежился и виновато дернул плечом.
– Не ты один, – ободряюще сказал Гай. – Будем надеяться, нам не придется долго злоупотреблять расположением здешних хозяев. Через два-три дня мы наверняка отправимся дальше. Разумеется, вместе с мистрисс Изабель.
Франческо уныло кивнул, но сэр Гисборн отчетливо понял: из него никогда не получится хорошего лжеца – он не убедил ни попутчика, ни себя самого.
– Мессиры, – перед встрепенувшейся компанией предстал человек с настолько затверженно-любезным выражением равнодушного лица, что в нем безошибочно узнавался если не управитель замка, то его ближайший помощник. – Мессиры, граф Редэ передает вам свое наилучшие пожелания, просит располагать всем достоянием замка и хотел бы узнать – не могли бы благородные господа нанести ему краткий визит, дабы засвидетельствовать свое взаимное почтение?
На протяжении краткой, составленной по всем правилам куртуазии речи управитель подчеркнуто не замечал почтительно отступившего назад Франческо, словно молодого итальянца здесь вообще не существовало, преимущественно обращаясь к пустому пространству между настороженным Гаем и хмурым Мак-Лаудом. Франческо не раз повторял, что его соотечественники, независимо от достатка и происхождения, не пользуются уважением сильных и слабых мира сего за пределами своей страны, однако только теперь Гай смутно понял, каково жить с постоянным сознанием той мысли, что тебя относят к иному, низшему, разряду людей. Впрочем, Франческо не выглядел чрезмерно огорченным – видимо, свыкся или научился не выдавать своих переживаний.
– Прошу вас, – голос распорядителя походил на тающую льдинку, завернутую в лоскут бархата. Пересекая двор, сэр Гисборн бросил взгляд назад: оставшийся в одиночестве мессир Бернардоне-младший переминался с ноги на ногу и тоскливо глядел им вслед.
– Ничего с ним не случится, – на миг задержавшись и украдкой наградив компаньона болезненным тычком под ребра, прошипел Дугал. – Спорю на фартинг: когда мы вернемся, Френсис разузнает все обо всех, включая кличку любимой собаки хозяина и давно ли он изменял своей жене.
Вход в главную башню Ренн-ле-Шато располагался на верхнем дворе, куда поднимались по крутой лестнице, и походил на маленькое дополнительное укрепление внутри замка. Проходя через массивную арку и быстро поглядев вверх, Гай успел заметить ряд темнеющих отверстий – наверняка предназначенных для смолы и кипятка, щедро выливаемых на головы возможным врагам. Тяжелые двери, окованные для крепости полосами железа и меди, гулко и протяжно хлопали, закрываясь за идущими гостями и заставляя трепетать язычки пламени в масляных лампах, расставленных по коридорам на высоких треножниках. Они несколько раз сворачивали, потом долго взбирались по каменным ступенькам с глубокими вмятинами посредине, свидетельствующими о частой беготне людей вверх и вниз по проложенной внутри донжона лестнице. На маленьких площадках между пролетами торчало по стражнику, провожавшему посетителей взглядом вышколенного сторожевого пса, не получившего приказа нападать, но в любой миг готового прыгнуть и намертво вцепиться. Поневоле затосковавший Гай безучастно подумал, что творится на душе у его компаньона. Конечно, Мак-Лауд не умеет бояться, но такой прием никого не оставит равнодушным.
Провожатый замер возле низкой и глубокой ниши, скрывавшей внутри небольшую дверь, нагнулся, чтобы приглушенно стукнуть костяшками пальцев по темно-красным, поблескивающим от воска доскам, и отступил в сторону, пропуская гостей. Сэр Гисборн мысленно посочувствовал спутнику – сам он слегка не дотягивал до того, что считается «средним ростом», а вот долговязому шотландцу придется согнуться в три погибели, чтобы войти, да еще постараться не зацепиться рукоятью меча за косяк.
Позади раздалось недовольное ворчание. Гай не стал оглядываться, дабы не усугублять без того пострадавшее самолюбие Дугала. Им предстоит серьезный разговор, ради которого они проделали долгий путь, изрядно отклонившись от первоначальной цели путешествия, и не стоит отвлекаться на всякие мелочи. Короткий взгляд по сторонам заставил его подавить завистливый вздох – обитателям замка точно не приходилось держать на счету каждую монетку.
Гобелены на стенах, новенькие, еще не успевшие почернеть от осаждающейся на них многолетней копоти свечей и факелов. Камин, где дотлевает одинокое полено, исходящая тонкими ленточками голубоватого ароматного дыма бронзовая жаровня на львиных лапах – вполне достаточно, чтобы обогреть небольшую комнату. Стол, накрытый багрово-золотистой скатертью, опускающейся до самого пола, не привычно-каменного, а забранного маленькими дощечками. Под ногами никакой соломы или сухой листвы, сохраняющей тепло, но еще один ковер – толстый, ворсистый, непривычно ярких красных и оранжевых оттенков. Узкие окна в форме наконечника стрелы, мелкие разноцветные стекла в свинцовых переплетах; высокие, в рост человека, ниши в стенах, занятые статуями черного то ли дерева, то ли камня.
И, наконец, человек. Мужчина, явно миновавший рубеж пятидесятилетия, уже почти седой, однако наверняка еще способный провести весь день в седле и держащий всех домашних в беспрекословном подчинении. Он удобно расположился за столом в кресле с высокой резной спинкой, изучая гостей взглядом, в котором снисходительная вежливость в равных долях смешивалась с врожденной надменностью и тщательно скрываемым любопытством.
«Он похож на короля Генриха, – безотчетно подумал Гай, хотя ему не слишком часто доводилось видеть вблизи ныне покойного правителя Британии. – Не внешностью, иным, тем, кроющимся внутри, даже тем, как он сидит и смотрит на нас. Господи, неужели мы всерьез намереваемся его провести? Да он же видит людей насквозь! А если заподозрит, что его обманывают, расправится с нами – быстро и без колебаний. Похоже, в Муассаке и в Алье нам говорили истинную правду: здешние хозяева ставят себя превыше всех в этом мире».
Сэру Гисборну очень хотелось бросить взгляд назад, узнать, как там компаньон, однако он не решился. Молчаливый человек за столом заставлял его чувствовать себя нашкодившим мальчишкой, схваченным наставником за руку и строго призванным к ответу. Гай чуть слышно откашлялся, лихорадочно соображая, должны ли они дожидаться слов владельца замка или им надлежит заговорить первыми – накрепко затверженные с детства правила поведения вдруг канули в бездонную черную прорубь.
– Итак, чем обязан? – голос владельца Ренна оказался иным, нежели ожидал Гай. Вместо приглушенного львиного рыка – бархатистое журчание дорогого вина, льющегося в чеканный серебряный бокал. Человеку с таким голосом можно доверить самую сокровенную тайну… или прикусить язык и трижды обдумывать сказанное, даже ответ на безобиднейший вопрос, хороша ли сегодня погода. – Мы рады всем гостям, но предпочитаем заранее знать, кто к нам пожалует. Вы, мессиры, похоже, прибыли издалека… Я хотел бы узнать, с какой целью и можем ли мы вам чем-то помочь?
– Мы… – сэр Гисборн замялся, ощутив ужасающую растерянность. Вдруг они стали жертвами чудовищно нелепой ошибки, неверно истолковав загадочное послание и явившись со своими требованиями к людям, совершенно не имеющим отношения к непонятным событиям в Тулузе? Да, герб замка и герб на письме одинаковы, но Гай на собственном опыте убедился, насколько человеческая жизнь полна совпадениями. Он сглотнул и попытался начать заново: – Мы…
– …Приносим свои глубочайшие извинения за столь неожиданный визит, однако нас пригласили, – Гай не сразу сообразил, что ровный, почти лишившийся оттенков и оттого ставший более внушительным голос принадлежит, не кому иному, как его компаньону. – Мы приехали за женщиной, которую насильно удерживает здесь либо кто-то из ваших родственников, либо человек, имеющий право использовать печать с гербом ваших владений.