Творцы апокрифов [= Дороги старушки Европы]
Шрифт:
Сэр Гисборн от души понадеялся, что сберег внешнее спокойствие и ничем не выдал своей тревоги, услышав этот многозначительный намек. Его компаньон, напротив, оживился и слегка подался вперед, словно дождавшись неслышного сигнала, означающего завершение пустячной болтовни и начало серьезной беседы.
– Какие такие вопросы? – осведомился он, нарочито растягивая слова и говоря со столь ужасающим акцентом, что Гая передернуло, а Рамон удивленно склонил голову набок, явно затрудняясь пониманием сказанного. Мессира Бертрана выходка гостя оставила совершенно равнодушным, он невозмутимо уточнил:
– Для начала – о документах, которые вас просили доставить.
«Только
– Прежде любых обсуждений мы хотели бы побеседовать с мистрисс Изабель, – теперь произношение Мак-Лауда звучало почти безупречно, и Гай в бессчетный раз спросил, доведется ли ему узнать, какое обличье является для его спутника истинным.
– Вы настолько дорожите ее мнением? – недоуменно поинтересовался Рамон. Ему не стоялось на месте, он непрерывно передвигался по комнате, от камина к окнам, вокруг стола, оттуда – к дверям, и обратно, напомнив сэру Гисборну леопарда из королевского зверинца в Лондоне, денно и нощно мерившего шагами углы своей просторной клетки. – Нет, я не спорю, она намного сообразительнее представительниц своего пола, но позволять женщине вмешиваться в неподобающие ей дела… Или вы желаете убедиться, что ей оказан надлежащий прием?
– И то, и другое, – Дугал на редкость удачно передразнил снисходительную интонацию наследника рода де Транкавель.
– Сомневаюсь, что мадам Изабелла захочет вас видеть, узнав, что вы не выполнили ее просьбы, – Рамон с видом искреннего сочувствия покачал головой.
– Тогда нам придется воспользоваться вашим любезным приглашением и задержаться до тех пор, пока она не изменит своего решения, – безмятежно сказал Мак-Лауд. – Времени у нас в обрез и денька через два мы поневоле вынуждены будем вас покинуть. Надеюсь, общество мистрисс Изабель не покажется вам навязчивым. Она умеет быть миленькой, если захочет, но вся беда в том, что она ничего не знает.
– Не знает о чем? – пришла очередь Рамона насторожиться.
– О том, куда девались интересующие вас злополучные бумаги, – охотно разъяснил Гай. Поскольку он говорил правду, то прозвучала она вполне весомо, заставив мессира Бертрана, с затаенным удовольствием созерцавшего разыгрывавшуюся перед ним битву, и его отпрыска обменяться подозрительными взглядами.
– Допустим… – протянул Рамон, однако уже не столь уверенно, и сэр Гисборн с удивлением отметил, что де Транкавель-младший изрядно встревожен и даже не пытается это скрыть. – Однако, если она пребывает в неведении, кто же знает?
– Мы, разумеется, – сэр Гисборн решил закрепить достигнутый успех. – А чтобы вы не испытывали сомнения в наших словах… – он снова полез в кошель, краем глаза заметив ободряющий кивок Дугала, и мысленно похвалив себя за вовремя принятое решение сделать маленький шажок навстречу собеседникам.
Они обдумали все заранее, во время ночевки в Алье, когда Мак-Лауд предложил снова вскрыть один из сундуков, выбрать письмо, содержащее побольше ценных сведений, и вручить его противной стороне, подтвердив тем, что архив имеется на самом деле. Рыться в бумагах выпало безотказному Франческо, прокорпевшему над ворохом свитков до глубокой ночи. Смотревшему на его работу Гаю пришлось согласиться с тем, что ремесло торговца ничуть не легче прочих, а мессир Бернардоне начал пространно жаловаться на судьбу, настойчиво возвращавшую его к тому, от чего он пытался бежать – к банковским книгам, денежным
Желтоватый пергамент, исчерченный рядами черных строчек, перешел из рук в руки. Владельца замка, похоже, настиг старческий порок дальнозоркости, и он удерживал лист как можно дальше, прищуренными глазами разглядывая слова и цифры. Сына бумага почти не заинтересовала – мельком покосившись на нее, он перенес свое внимание на черную статую в нише. Сэр Гисборн подумал, что Рамон де Транкавель обладает весьма неуравновешенным характером, делающим его опасным противником в любого рода поединках, как словесных, так и с применением оружия. От таких никогда не знаешь, чего ожидать. К подобным людям относился и Мак-Лауд, однако странности компаньона стали для Гая вполне привычными.
– Весьма любопытно, – вынес свое решение мессир Бертран, положив пергамент перед собой. – Однако я вижу только disjecta membra[10] некоего целого. Где остальное?
– Это все, что мы можем предложить, – вежливо, но непреклонно отрезал Дугал, и уточнил: – Как знать, вдруг после разговора с мистрисс Изабель к этому клочку телячьей шкуры добавятся его собратья?
– Спуститесь вниз, пересечете верхний двор, увидите дверь, выкрашенную в синий цвет, с молотком в виде львиной головы, – Рамон щелкнул статую по носу и круто развернулся на каблуках. – Столь дорогая вам особа проживает именно там. Полагаю, завтра мы продолжим нашу занимательную беседу? – он сопроводил свой вопрос ослепительной улыбкой, за блеском которой Гаю померещилось нечто иное, зыбкое, как отражение луны в заросшем ряской бездонном омуте. – Кстати, нынешним вечером моя жена устраивает небольшой quodlibet,[11] и мы будем рады видеть вас. Вас всех, – он выделил это слово голосом. – Вместе с мадам Изабеллой… и вашим спутником. Мне сказали, он trobaro, певец?
– В какой-то мере да, – осторожно ответил Гай.
– Тогда не позабудьте захватить его с собой, – не попросил, а скорее распорядился наследник семейства, небрежно пояснив: – Здешняя жизнь больше смахивает на размеренное бытие военного гарнизона, и наши дамы скучают без развлечений. Мы собираемся после заката солнца, в этой башне, в нижнем этаже – там побольше места и тепло.
– Благодарим и придем, – кивнул сэр Гисборн, присвоив себе право говорить от лица своих компаньонов, и поднялся со скамьи, здраво рассудив, что встреча – удавшаяся или нет – подошла к концу. Надо полагать, на вечеринке их представят остальным членам фамилии де Транкавель, можно будет раззнакомиться с хозяевами Ренна поближе, и украдкой выслушать новости Франческо – наверняка за время их отсутствия он сумел набрать изрядное количество местных сплетен.
Мак-Лауд, словно не замечая, что его напарник начинает выбираться из-за стола, продолжал сидеть, изучая переплетения темно-красных и золотистых нитей скатерти. Гай поневоле встревожился: такая вот задумчивость обычно не предвещала ничего хорошего. Спустя миг его подозрения оправдались – Дугал поднял голову и как ни в чем не бывало отчетливо произнес:
– Да, чуть не забыл. Нас просили узнать, все ли благополучно с lapis exillis.[12]
– Кто просил? – вот теперь в голосе де Транкавеля-старшего прорезалась тревога, зато младший с совершенно равнодушным видом пожал плечами, проворчав: