Творцы апокрифов [= Дороги старушки Европы]
Шрифт:
Башня оставалась такой же молчаливой и неприступной, ни в одном окне не затрепетало ожидаемого белого платочка. Франческо хмыкнул, мысленно обозвав себя пустопорожним мечтателем, и прикинул, где искать замковую часовню. Наверное, ему придется снова подняться наверх, на верхний ярус галерей, потом разыскать проход вон на тот открытый балкон и, по возможности не попадаясь на глаза страже, могущей вполне законно поинтересоваться, почему он тут шастает, пройти по смотровой площадке вдоль зубцов стены. Тогда он попадет в верхний двор крепости, и, если его не выставят, отыщет требуемое.
Легко взбегая по ступенькам, Франческо вдруг остановился, озадаченно
«Возможно, помещения так давно пустовали, что хозяева сочли нужным убрать оттуда все полезное, – пришла не слишком уверенная, однако правдоподобная мысль. – Мы приехали так неожиданно…»
Однако Франческо слабо верил в такое притянутое за уши объяснение, и его собственный недавний рассказ о ересях Лангедока теперь показался ему зловещим предзнаменованием, вроде тревожного крика ворона в холодной, ветреной ночи.
* * *Он самоуверенно полагал, что доберется без особенных трудов, но просчитался. В какой-то миг он ошибся в выборе поворота, торопливо спустился по подвернувшейся лестнице, рассчитывая очутиться в нижнем дворе, а вместо этого угодил в длинный полутемный коридор, пустой и запущенный. Под потолком торчали потемневшие от многолетней копоти толстые балки, через крохотные окна, прорубленные на высоте двух человеческих ростов, падали тусклые солнечные лучи. Сюда не долетал шум людских голосов и перекличка стражников на стенах, и Франческо не мог отделаться от ощущения, будто это место заброшено несколько десятков лет назад.
– Не удивлюсь, когда встречу призрак гостя, заблудившегося тут в позапрошлом столетии, – пробормотал он, мимолетно удивившись, какое гулкое эхо порождают даже самые тихие звуки. – Спрошу, где выход. Если он не знает, будем искать вместе…
Идти через пустынную галерею не хотелось. Не хотелось, и все. С другой стороны, возвращаться тоже не имело смысла, а в дальнем конце коридора маячило нечто, весьма напоминавшее дверь.
– Не будь глупцом, – сделал он попытку уговорить ту часть своего разума, которая отчаянно противилась самой мысли шагнуть вперед. – Ты не ребенок, в конце-то концов! Тут ничего нет, кроме десятка дохлых пауков и тебя. Иди!
Франческо покосился на свою правую руку и ничуть не удивился, обнаружив, что пальцы непроизвольно сложились в «рожки», защищающие от нечистой силы.
Несколько первых шагов дались на удивление легко. Мимо проплыла пара наполовину утопленных в стене колонн с осыпавшейся побелкой, из-под которой выступали красновато-бурые обожженные кирпичи. Франческо мысленно прикинул оставшееся расстояние – получалось не меньше хорошего перестрела. Интересно, в какой части замка расположен этот непонятно для чего предназначенный огромный узкий зал? Вроде бы он не заметил ни одной постройки, способной вместить в себя подобное сооружение. Остается предположить, что, как положено во всех страшных сказках, внутри крепость больше, чем снаружи, или…
«Галерея находится под землей, – прозвучал в ушах чей-то еле различимый голосок. Не тот, что приходил во время кратких, белоснежных вспышек „предчувствия“, а другой – приглушенный, немного вкрадчивый, пришептывающий. – Она под землей, и ты – наш гость. Мы рады тебе. Мы рады всем, кто заглядывает сюда».
– Кто здесь? – Франческо замер, тревожно оглядываясь
Голосок неразборчиво залепетал, к нему присоединились другие. Над темными очертаниями стропил шумно захлопала крыльями влетевшая в окно птица, вниз с легким шорохом потекли струйки сероватой пыли. Франческо попятился, вытянув левую руку назад и нащупывая стену. Ее надежная шероховатость успокаивала и придавала уверенности, которой ему так не хватало.
– Нет никаких голосов, – он очень старался произнести эти слова как можно тверже. – Ты их вообразил. Это всего лишь старый заброшенный коридор. Чем быстрее ты его пройдешь, тем скорее…
Убеждения не действовали. На поверхность души неумолимо всплывал якобы давно изжитый детский страх перед прячущимися в темноте чудовищами. Во рту пересохло, кончики пальцев словно оледенели. Показалось или нет, но сумерки в галерее сгустились и стало гораздо холоднее. Падавший из окон свет мерк, словно там, за толстыми каменными стенами, наступала ночь. Бестелесные голоса зазвучали громче, но Франческо по-прежнему не мог разобрать смысл их разговора. Голоса бормотали, спорили, умоляли, требовали, обещали… Обещали открыть секрет – внезапно понял он. Им известна тайна, настоящая, жуткая, ты ведь любишь истории с нераскрытыми тайнами? – допытывались они. Мы расскажем, только открой нам дверь. Это будет замечательная история, самая лучшая история в твоей жизни, она целиком достанется тебе, но сначала открой дверь, чтобы мы смогли поговорить.
– Какую дверь? – сонно проговорил Франческо. Он вдруг перестал бояться, вместо страха пришло равнодушное оцепенение. – Ту, что в конце коридора?
«Нет, нет, другая дверь, иная дверь», – зашелестели голоса, и Франческо увидел так волнующую их преграду – не глазами, в воображении. Створка высотой не больше двух локтей, обложенная дикими, необработанными валунами. Ее отлили из бронзы неведомо когда, и с годами она приобрела отвратительный даже на вид цвет застарелой трясины. Он видел ручку в форме причудливо изогнутой звериной лапы – осклизлую, покрытую патиной, со свисающими неопрятными клочьями не то мха, не то ошметков какого-то живого существа, с размаху схваченного этой лапой и задушенного. Дверь слегка покачивалась вперед-назад, и расположенная прямо под ручкой скважина тоже сжималась и разжималась, как маленькая голодная пасть.
– У меня нет ключей, – хотел сказать он. В глубине сознания лениво махнула хвостом проплывающая рыба-мысль: «Зато знаю, у кого они могут быть!» – Я не могу открыть дверь без ключа…
«Можешь, ты можешь, – наперебой загалдели голоса. – Ты – можешь. Подойди и открой, а потом мы расскажем тебе все истории мира, да-а, и много других…»
– А ну, заткнитесь! Заткнитесь все! Замолчите!
Спугнутое наваждение рывком отпрыгнуло в быстро съежившуюся тень, в узкие окна хлестнули солнечные лучи, а вновь получивший возможность разговаривать и двигаться Франческо завопил, шарахнулся в сторону и больно врезался плечом в не пожелавшую ради него сдвинуться с места стену. Верно служившие почти два десятка лет ноги разом отказались поддерживать его в подобающем человеку положении, согнулись, и Франческо шумно съехал по стене вниз, обдирая спиной уцелевшую штукатурку.