Твой враг во тьме
Шрифт:
Зажала рот рукой, чтобы не закричать истерически.
– Да ладно, Серый, – сказал примирительно инспектор, поглядывая то на нее, то на своего напарника. – В самом деле, всякое бывает. Не расслышал Кирюха или не понял чего-то там. Или компьютер заело… Может, обойдемся без протокола? – Добрый ты у нас, – проворчал молодой милиционер и глянул исподлобья на Марину Алексеевну. – Так и быть, ограничимся штрафом. Сто рублей давайте – и идите. Деня, выпиши женщине квитанцию.
Марина Алексеевна сунула руку в боковой кармашек сумки, и на миг ее обдало жаром: подумала, что денег нет, что все отдала за ту записку. Нет, вот сотня. Последняя. На автобус до дому и обратно в деревню не остается ни копейки, но это ерунда, дома деньги есть, в серванте, в вазочке.
– Возьмите. Не надо никакой квитанции.
Маленький Деня небрежно сунул обратно в «бардачок» мятую книжечку квитанций, ручку – и совершенно иначе, бережно, уложил в нагрудный карман сотенную бумажку.
Милиционер с газетой, не взглянув на Марину Алексеевну, открыл ее дверцу и мотнул головой: топай, мол, тетка!
Она выбралась, еле держась на ногах. Остановилась, устало отводя со лба растрепавшиеся волосы, вдруг утратив всякое соображение: куда идти, в какую сторону ехать… Собственный адрес теперь казался чем-то нереальным. Увидела троллейбус, подруливавший к остановке на противоположной стороне дороги. Ее троллейбус, как раз до площади Свободы…
– На переход, женщина! – гаркнул кто-то за спиной. – На переход идите, а то снова штрафанем!
И «Волга» ГИБДД, из которой только что вышла Марина Алексеевна, вдруг рванулась вперед и исчезла в непроглядной дали проспекта Гагарина, бросив на произвол судьбы всех многочисленных нарушителей правил перехода улицы.
Лёля. Июль, 1999
Лес по обеим сторонам дороги глухо шумел. Вокруг царила кромешная тьма, и ночное небо над деревьями казалось почти светлым. Впрочем, кое-какой свет источали звезды. Луны сегодня не видно, скрывалась где-то за тучами. В воздухе опять веяло озоном, но туч для близкой грозы было маловато, да и не похожи они на грозовые.
Лёля бежала вперед, то и дело взглядывая на небо, хотя смотреть, конечно, следовало бы под ноги. Да что толку, все равно ничего не видно. И это не какая-то там ухабистая проселочная дорога, а отличный асфальт, без малейшей выбоинки. Ну да, чтобы лётали без помех такие хищные автоптицы, как та, которая ее сюда доставила…
В голову лезла всякая чушь, и Лёля покорно отдавалась этому пустомыслию. Сейчас годилось все, что угодно, лишь бы заглушить воспоминания о пробежке через сад в компании настороженных собак, о поисках кочерги, о пути по трубе, о неловких, лихорадочных попытках расширить яму под решеткой, а главное…
Она еще до сих пор не вполне верила, что выбралась, не осталась лежать там, в подводной ямке, скорчившись в позе спящего человека – спящего вечным сном. Когда майка на спине зацепилась за прутья… когда Лёля вдруг уперлась головой в несдвигаемый камень… когда кочерга внезапно выскользнула из рук и канула невесть куда… Сколько раз Лёля успела проститься с жизнью за ту минуту, пока протискивалась под решеткой?
Смешно: это никак не могло длиться больше минуты, иначе у Лёли просто не хватило бы дыхания. А казалось-то…
Нет-нет, не вспоминать, не думать о решетке, о безбрежном, чудилось, разливе пруда, который вдруг возник кругом, о вязком, илистом дне, которое при каждом шаге к берегу все понижалось и понижалось, об острых камышовых листьях, которые исполосовали Лёлины руки… Она цеплялась за камыши, пытаясь удержаться, а топь тянула в глубину…
Нет. Не думать! Это уже было, это осталось позади. Надо идти вперед.
Лёля так измучилась, что даже не нашла сил подумать об осторожности и добираться к деревне через лес. Она всю жизнь прожила в городе, страх перед плотной, шевелящейся лесной тьмой жил в ней с детства, со сказок про Василисушку, которую послала злая мачеха к Бабе Яге, и мимо нее вдруг проскакал черный всадник-ночь…
Лёля старалась держаться самой середины дороги, не приближаясь к темным закраинам, откуда тянулись костлявые руки-ветви, однако то ли страхов на сегодня было испытано уже слишком много, то ли она к ним просто привыкла, но мысли постепенно становились все более связными.
Впереди деревня. Что делать? Зайти? Стороной обойти? Так и бежать трусцой по дороге? Но куда? А если следующее человеческое жилье покажется километров через сто? Далеко ли уйдет Лёля – измученная, голодная, дрожащая, а главное – совершенно не знающая, куда идти?
Скоро в «замке» ее хватятся. Будет погоня. Ее просто подберут где-нибудь на обочине!
Значит, придется зайти в деревню – передохнуть, а может, поискать помощи.
Да вошла ведь уже, чего там… А теперь?
Лёля задумчиво оперлась на штакетник ближайшего палисадника, как вдруг, гремя цепью, к ней метнулось что-то огромное, мохнатое, рычащее…
Да пес ли это? Похоже, медведь на цепи! Нет, вроде лает. Люто, яростно, нерассуждающе!
Лёля мгновение смотрела на собаку, потом устало побрела по улице, сопровождаемая разноголосым, но равно свирепым лаем, катившимся за ней, опережавшим ее, доносившимся со всех сторон.
Лёля пустилась бежать. Даже страшные бультерьеры в парке отнеслись к ней более человечно! А уж та милицейская собака, с которой некогда связалась Лёля, казалась просто лапочкой по сравнению с этими рычащими исчадиями тьмы. И ни в одном окне не мелькнул огонек, никто не вышел на крыльцо. Небось этим псам дозволено не только отпугивать, но и загрызать до смерти непрошеного гостя…
Лёля зажала уши – шум становился невыносимым! – и шмыгнула в проулок. Здесь асфальтом отродясь не пахло, ноги разъезжались в глубоких колеях. Она мгновенно обессилела, опустилась на траву, привалившись к ограде.
Сейчас пойдет дальше. Только чуть-чуть посидеть… О господи, как же она устала! Вот если бы заснуть, хотя бы прямо здесь…
Нельзя, надо идти!
Вдруг до Лёли дошло, что никто не кидается на нее из-за этого забора, никто не заходится свирепым лаем.
Пригляделась. Домишко в сравнении с окружающими соседями казался махоньким и жалким. Чуть в стороне высится темная глыба, а вот сеновал такой же солидный, как и в прочих дворах. Вокруг шумят листвой какие-то деревья, пахнет малиной.