Твоя капля крови
Шрифт:
– Надеюсь, с ним будет все хорошо… Я хотел бы навестить…
– Я только ходил к нему; он спал, когда я вышел. Но, думаю, чуть позже Феликс прекрасно сможет говорить с тобой… и я очень надеюсь, что он тоже принесет извинения.
Стефан собрался во флигель после обеда, но в коридоре остановился, услышав клавесин. Видимо, Юлию упросили поиграть, и теперь звуки клавесина, как мягкое старинное кружево, обволакивали дом. Стефан, заслушавшись, подошел к дверям гостиной – и услышал, как она поет.
Спи, дитя, не нужно плакать, Козодой поет у двери, А на кладбище за полем Две могилы под крылами Ангела – в тени зеленой Дерева, что, будто руки, Ветви в стороны раскинув, Стережет покой последний Неизбежной вечной спальни…Он узнал старинную грустную балладу – а там, в поле, не узнал, но сейчас ему казалось, что именно эту мелодию играла пастушья свирель…
Две могилы у ограды Самой, чтоб не расставаться, Разделенные забором, Отгороженные души…Стефан простоял так все время, пока песня не закончилась; а потом в гостиной сказали:
– Матерь с вами, пани Юлия, что ж вы выбрали такую грустную песню?
– Сама не знаю, – ответила она, закрывая крышку клавесина. – Честное слово, не знаю…
Глава 5
Песня Юлии пробудила в нем смутное беспокойство. Cтефан поглядел в небо, выйдя на крыльцо, но оно было нежно-голубым и грозы не обещало. А предчувствие ее все равно копилось где-то в сердце.
Марийкиным флигелем называли добротное двухэтажное строение, по имени обитавшей в нем когда-то экономки-долгожительницы. С крыльца его не было видно, так хорошо флигель прятали толстые стволы и буйно разросшиеся ветви платанов. Отец хоть и не стал выгонять Стацинского, но и находиться с ним под одной крышей не захотел.
У высокого, чуть покосившегося крыльца генерал Вуйнович распекал слугу, приставленного ходить за раненым. Слуге, судя по лицу, казалось, что он при Креславле, под огнем: вот-вот упадет в траву и прикроет голову руками.
– Да не знаю я, пан генерал, – донесся до Стефана его жалобный голос. – Я ж только пообедать отошел, а он спал… Вернулся – нет, как краснолюды унесли…
– В таком возрасте краснолюды уже не уносят, – сказал Белта, приблизившись. – Думаю, пан Стацинский просто не захотел далее пользоваться нашим гостеприимством…
Слуга в его присутствии немного осмелел.
– А меня, пан генерал, не за тем ведь ставили, чтоб я за ним следил, как за пленником. Может, их милости вздумалось воздухом подышать, прогуляться…
– Прогуляться? – переспросил Вуйнович, которому самому воздуха явно не хватало. Он вздохнул судорожно, широко разинув рот. – По-твоему, в таком состоянии гуляют?
Обернулся к Стефану, барабаня пальцами по пуговицам мундира.
– Я не знаю, что произошло, – сказал он хмуро. – Утром мне не казалось, что он собирается уезжать. Ты, разумеется, посчитаешь его трусом…
– Нет, – честно сказал Стефан. – И вы бы не посчитали, если бы видели его сегодня утром.
Вуйнович был прав в одном – с таким ранением можно сесть в седло, можно даже доехать… до ближайшей деревни. Если только юнец не принадлежит к той же породе, что и сам Стефан.
– Я попрошу отца, чтоб послал кого-нибудь посмотреть. Будет прискорбно, если он свалится с коня или попадет в болото…
– Спасибо.
Когда Стефан уже собрался искать отца, думая про себя, что вряд ли скоро увидит Стацинского, генерал сказал ему в спину:
– Не знаю, почему мне кажется, что ты лучше моего знаешь, куда он мог уехать.
– Да что вы, я понятия не имею…
Куда – он и в самом деле не знал. А вот почему – догадывался.
Стацинского не нашли. Хозяин таверны по дороге сказал слуге, что видел чрезвычайно бледного господина, который подкрепился сливовицей и умчался по дороге на Швянт. Стефан доложил об этом Вуйновичу, тот махнул рукой и еще раз извинился. И ел его глазами остаток дня, будто Белта сам устроил мальчишке побег. В старости люди часто бывают подозрительны и беспокойны без повода.
У Стефана же было достаточно поводов для беспокойства, и отъезд Стацинского был среди них не первым. Жаль, что нельзя расспросить о медальоне и о той могиле. Ну что ж, в следующий раз. Без следующего раза не обойдется.
Марек, как всегда и бывало в их ссорах, подошел к нему первым. Положил руку на плечо.
– Прости, брат. Я опять тебе наговорил. Не хочу, чтоб мы так расстались.
Стефан увел его наверх, усадил в заскрипевшее кресло.
– Марек, послушай меня. Ты же сам понимаешь, что восставать имеет смысл только в случае войны? Иначе не инсуррекция это будет, а избиение младенцев.
– Я знаю, – напряженно сказал Марек, глядя на брата снизу вверх. – Я тебе об этом и говорил.
– Хорошо. Допустим, вы повезете сюда оружие. На границе вас перехватят, не сомневайся. Усилить стражу в несколько раз они уже успели. Тех, кого поймают, казнят. А теперь представь себе, что будет, когда весть об этом донесется до столицы… или хотя бы до Университета. Особенно если ты будешь среди тех, кого схватят. Сын князя Белты, с соколом на гербе.
Марек жестом остановил его:
– Под княжеской фамилией я уже умирал, второй раз не собираюсь. Я не такой подлец, чтоб подставлять под удар отца… и особенно тебя. Вот мои бумаги, и вот мое теперешнее имя.