Твоя капля крови
Шрифт:
Он порылся за пазухой и извлек сложенный вчетверо дорожный пропуск на имя Фортунато Пирло, доброго горожанина Луриччи, нарочного дома «Черроне и сыновья».
– Настоящий? – Стефан поднял брови.
– Разумеется. Это здесь пан Ольховский может очертить меня кругом… а бумагу лучше иметь не выколдованную.
Дожили. Сын князя Белта мотается по дорогам под именем чезарского торговца.
– Речь сейчас не об этом. Как вы собираетесь везти оружие?
И снова это закрытое лицо. Стефан и сам понимал, что некоторых вещей ему лучше не знать, но сейчас
– Если вы сейчас попадетесь, с нами расправятся раньше, чем мы успеем подняться.
– А если завтра чезарцы задружатся с твоим цесарем – нас прихлопнут как мух!
Прихлопнуть в самом деле могли. Чезарцы не настолько щепетильны, чтоб при изменившемся ветре беречь чужой груз, тем более если груз этот – повод для войны. Стефан вздохнул:
– Хорошо. Что бы там у вас ни хранилось – это надо вывезти из Чезарии. Но ни в коем случае не ввозить в Бялу Гуру.
Марек нахмурил брови так сильно, что морщина посреди лба стала похожа на шрам.
– Я и сам это знаю. Но во Флорию мы это не повезем, там довольно нашего добра. Может быть – в Чеговину, туда сейчас отовсюду свозят оружие, лишнюю партию могут и не заметить.
– А они потом вспомнят, что это было наше оружие?
Хоть бы он одумался… Да ведь даже если одумается – разве мало причин, по которым Бяла Гура может вспыхнуть и прогореть вхолостую, не дожидаясь поддержки? Если, не дай бог, добрый цесарь захочет набрать здесь добрых солдат для своей Державы… Конечно, Лотарь неглуп и не считает белогорцев настолько благонадежными. И у него есть саравы, которые с удовольствием пойдут бить чеговинцев и без жалования…
– Отец сказал, что даст деньги на корабли, – вдруг сказал Марек.
Стефан засмеялся. Старый Белта ни в чем не мог отказать младшему сыну. Просит коника – значит, будет коник; захотел солдатиков – будет полк разноцветных гусар с блестящими саблями.
А сын вот вырос. Солдатики нужны настоящие.
– Стефан… Ты думаешь, у нас есть такие деньги?
Хороший вопрос. Конечно, Белта – одна из первых семей Бялой Гуры, князья с первой скамьи Совета, и даже после конфискации, когда отобрали палац в Швянте, у них кое-что осталось. Теперь отец живет скромно – куда скромней, чем они привыкли, не отличишь от средней руки помещика. Оттого ли, что беден, – или оттого, что копит деньги на другое?
– Я знаю об этом не больше твоего, – вздохнул Стефан. – Я ведь еще реже переписывался с отцом, да и не стал бы он о таком сообщать в Остланд…
– Я спросил его прямо. А он, как обычно, завел разговор о княгине Магде.
Стефан возвел глаза к небу. О княгине Магде они с братом наслушались еще в детстве. Согласно одной из легенд, когда у княжества не хватало денег на оборону, благодетельная княгиня продала собственные украшения, чтобы помочь армии. Значит, и отец собирается этим заняться – продавать фамильные драгоценности… Стефану вспомнились отчего-то поджатые губы и неодобрительный взгляд тетки Цецилии.
–
– Какое наследство?
– Семейное. Даже если отец и захочет что-то оставить мне, не слишком удобно завещать деньги мертвецу…
– Не удобнее, чем бастарду, – заметил Стефан.
Марек приподнялся в кресле.
– Не смей. Не смей вот этого, слышишь?
– Ты же сам знаешь…
– Не знаю и знать не хочу. – Брат покраснел от злости.
Стефан даже растерялся.
– Ну хорошо, Матерь с тобой, не кипятись… Но уж о моем наследстве беспокоиться не надо. Мне неплохо платят на цесарской службе…
– А когда тебя уволят с этой службы и лишат привилегий? – Голос у брата стал жестким.
– Что ж, я не думаю, что на Ссыльных хуторах буду сильно нуждаться. Говорят, там ведут довольно простую жизнь…
Марек уронил голову на руки.
– С тобой невозможно говорить серьезно, Стефко!
– Ну не о деньгах же, – сказал Белта. Он шагнул к Мареку, на секунду прижал его голову к животу, погладил по макушке, отпустил. Собрался было уйти, но брат сказал резко:
– Постой. Теперь я тебя спрошу. Что со Стацинским?
– А что с ним? – Стефан изобразил равнодушие, хоть и знал, что брат на это не купится. – Ему стало стыдно, и он удрал. Я надеюсь, что стыдится он оскорбления, а не того, что проиграл дуэль, но с этими юнцами никогда не знаешь…
– Он едва не убил тебя, – устало сказал Марек. – Я еще не видел, чтоб кто-то дрался с тобой – так.
– Но ведь не убил, – медленно проговорил Стефан и сел наконец сам – на диванный валик.
Что, больно, князь? Готов поспорить, что да…
Он будто и не желал смерти Стефана. Просто хотел проверить догадку…
Кто-то въехал во двор, из-за окна донесся стук копыт и чуть спустя – звучный голос пана Ольховского, призывающий конюшего.
На лестнице Стефан столкнулся с Юлией. Она сменила прическу после поездки в церковь, уложила тяжелую косу вокруг головы и стала похожа на старинную мраморную статую: такая же стать – и такая же хрупкость. Стефан подумал, что душа у него, наверное, никогда не перестанет замирать, при виде ее – останавливаться, с ходу налетев на ее красоту, на эти огромные серые глаза.
– Вы бы отдохнули, Стефан, – сказала она с легкой досадой. – Что за суета… Вот так раненые пошли, один попросту сбежал, и другому не сидится…
– Я отдохнул во время мессы, – признался Стефан. – Надеюсь, добрый отец не счел это за неуважение.
– Я молилась за вас, – сказала Юлия, и он будто вернулся на десять лет назад. – У нас, женщин, незавидная участь. Вы делаете глупости, подвергаете себя опасности – а нам остается лишь молиться.
Стефан не мог смотреть ей в глаза и уставился на перила лестницы; на ее руку с тонкими пальцами и покрасневшими, будто от холода, костяшками. На ее обручальное кольцо…