Твоя постоянная
Шрифт:
— Сгорел, идиот, — вздыхает.
— Это все пламя моей любви к тебе.
— Отключай Серкана Балата, — смеется Марина и сбавляет градус напряжения.
Мыслями возвращаюсь в день, когда мы признались друг другу. Больше двух недель прошло, а кажется, что всего час. Только утром я целовал крошечные веснушки под аккомпанемент грохочущего сердца.
— Твоя мама дурно на меня влияет, — зеваю и ерзаю щекой по подушке.
Она приобретает небывалую мягкость. Лицо утопает в приятной ткани, когда на плечи обрушивается прохладная
Обещает, что мы будем счастливы.
— И папа, — шелестит Марина где-то на задворках уползающего в сон разума.
— О, он особенно, — сладко причмокиваю. — Люблю тебя, Мари.
Глава 74. Марина
Аккуратно закрываю банку с гелем алоэ и отставляю ее в сторону. Саша спит, как настоящий младенец. Сопит, иногда постанывает, но при этом выглядит таким же милым и невинным. Словно не является воплощением всего порочного, что есть на земле.
«Люблю тебя, Мари».
— Я тоже люблю тебя, Саш, — шепчу одними губами в страхе, что он услышит, и касаюсь темных волос на затылке
Противоречивые чувства одолевают, потому что не знаю, как себя вести. Вроде бы до сих пор злюсь, обижена, оскорблена. Но где-то внутри ворочается глупая надежда, которая верит, что для нашей пары есть шанс.
Уходить не хочется, поэтому я заставляю себя встать на ноги. От скрипа половиц Саша не просыпается, но начинается ворочаться и постанывать громче. Будто чувствует мой уход и противится ему.
— Тш-ш, спи, — мурлычу негромко, и он успокаивается.
Взглядом проверяю мазь от солнечных ожогов, которая лежит рядом с алоэ. Лучше средств не найти. Сметана, втюхиваемая папой, тут не подойдет. Поэтому я не пожалела и намазала обгоревшую спину Саши жирным слоем.
К утру будет как новенький.
Осторожно выхожу на улицу и вдыхаю прохладный воздух. Он пропитан ароматами лета, цветущего сада, трав и моря. Поднявшийся ветер бросает в лицо влажные вздохи природы, которая так и манит пройтись по узким тропинкам между грядками. Где-то в курятнике шуршат птицы, а вдалеке гремит музыка.
Больше ничего.
Невольно усмехаюсь. Такая тишина для Москвы совсем несвойственна. Я уже отвыкаю от грохота автострад и криков людей по ночам, при этом сильно скучаю по шумной столице. Дома хорошо, но там кипит жизнь.
Всегда. Двадцать четыре на семь.
Там я не чувствую себя беспомощной и бесполезной.
А еще там я забываюсь в работе… От сердечных мук и проблем. Зачем только уехала?
— Мау.
Вздрагиваю, когда неподалеку раздается ненатуральное кошачье мяуканье. Поднимаю взор на забор и чуть не падаю от смеха на землю. Вися поперек туловища на калитке, Дима периодически изображает мартовского и пристально смотрит на меня.
— Что ты делаешь? — со смехом утираю
— Мау, — отзывается весело.
— Дима, блин! Разбудишь всех.
— Мау?
— Тихо, сейчас подойду.
— Мау, — выдает удовлетворенно.
Как только подхожу к калитке, он спрыгивает и отступает в сторону. Оглядываюсь на дом, но тишина и темные провалы окон убеждают, что все давно спят. Мне бы тоже не помешало, усталость за день берет свое. Но я все равно выхожу навстречу Диму и получаю в руки охапку свежесобранных подсолнухов.
— Спасибо, — смущенная улыбка трогает губы, а в груди разливается разочарование. Цветы те, мужчина не тот.
Ладно, за неимением лучшего…
— Дракон спит, что ли? — удивляется Дима, прикуривая сигарету.
Отодвигаюсь, машу перед носом ладонью. Горький пепел оседает на языке неприятным привкусом гари, от которого в горле зарождается кашель.
Заметив мое состояние, Дима отходит еще на два шага и выдыхает дым в противоположную сторону.
— Он сгорел, — почему-то считаю своим долгом защитить Сашу. — Весь день с отцом на рынке проторчали, зато товар сбыли.
— У-у-у, московский мажорчик вкусил радость трудобудней обычных смертных.
— Ну, хватит, Дим.
— А ты уже простила, как посмотрю?
Замолкаю, опускаю взгляд на собственные ноги и покрепче прижимаю к себе охапку подсолнухов.
Ответа на вопрос Димы у меня нет. Еще вчера я бы решительно отрицала любые отношения с Сашей, а сегодня не в состоянии даже качнуть головой. Не нахожу слов, путаюсь в мыслях. Перед глазами встает лицо уставшего и изнеможенного бывшего, который старательно помогает отцу таскать всякий хлам из сарая.
Как он выходит из грязной машины за несколько миллионов. Докладывает маме об успехах и хватается продажами на кухне. Игнорирует настойчивую Дульсинею, потом бессовестно сдает ее курам.
Благо, что лысый хахаль этой дамочки пришел в восторг от нашего боевого петуха и даже попросил цыплят на развод. Не потребовал компенсации за сломанный ноготь его женушки. Или любовницы.
— Ладно, не напрягайся, — смягчается Дима, видя, как я колеблюсь. — Понял, что шансов нет, когда он сюда притащился. А ты замерла, как суслик посреди леса.
Надуваюсь, словно шарик, и кошусь на него хмуро.
— Ничего я не замерла!
— Ты себя со стороны просто не видела, — бессовестно ржет.
— Эй.
Стучу кулаком по широкой груди, ойкаю, когда Дима ловит запястье и подносит к губам. Короткий поцелуй обжигает кожу, но сердце бьется все так же ровно. Никаких скачков пульса, никакого возбуждения.
Дима красивый, умный, веселый.
Высокий, мускулистый, светлый шатен с выгоревшими прядями и самыми синими в мире глазами. Мне с ним интересно разговаривать обо всем на свете. Да и помолчать тоже приятно, поскольку он не лезет в личное пространство без надобности.