Ты - наша
Шрифт:
Через минуту, когда неожиданно рядом открывается дверь кабинета, и сильная рука утаскивает меня из оживленного коридора, я понимаю, что вообще еще ничего про бьющую ключом студенческую жизнь не знаю…
18
Когда-то одна из соседок по нашей лестничной площадке, веселая и активная тетя Наташа, сказала, что мужчины бывают трех типов: “от Бога”, “ради Бога” и “не дай Бог”. Мама, услышав это, долго ругалась и даже плевала в сторону тети Наташи, обзывая ее богохульницей и падшей женщиной. А та смеялась и говорила, что
Тетя Наташа потом удачно вышла замуж за иностранца и уехала в Швецию. Я уже не помню, как она выглядела даже.
А вот слова ее в голове всплывают…
И как раз в тот момент, когда вижу перед собой того, кто силой затащил меня в пустой кабинет истории.
Парня из той самой, третьей категории. Потому что, в самом деле, “не дай Бог”…
Не дай бог попасться ему на пути. Не дай бог, чтоб он обратил на тебя свое внимание, заинтересовался… Не дай Бог, короче…
— Привет, малыш, — Лис, не отпуская моего запястья, легко прислоняет к стене спиной, нависает сверху, улыбается, как сам дьявол во плоти: ехидно и невероятно завлекательно.
Я с каким-то отстраненным обреченным вниманием смотрю на его красивые губы, сейчас растянутые в усмешке, холодной, ленивой. Развратной.
В глаза боюсь смотреть. Там сам ад.
И ответить ничего не могу, настолько в ступоре, в шоке.
Мы, вроде бы, в общественном пространстве, буквально за стеной бурлит жизнь… И в то же время, вокруг нас словно спрессовывается мир, становится маленьким, душным.
Или это мне душно внезапно?
— Почему вчера убежала? — продолжает допрос Лис, наклоняясь еще ниже, чуть ли не касаясь губами моего виска.
Я буквально обмираю от этого движения, от его неприкрытой… жадности?
— Я… не убежала… — голос у меня похрипывает, а в душе — невероятное удивление от того, что мозг вообще способен генерировать фразы и выдавать их словами через рот. Я отчего-то была уверена, что сейчас эта опция мне явно недоступна. А тут надо же… Говорю! Да еще и вполне уверенно! Чудеса, да и только…
— Вот как? — ох… Он губами по виску ведет! Горячо! До дрожи! И не отодвинуться, держит же по-прежнему, не пускает! И даже, кажется, еще сильнее прижимает! — А почему не остановилась, когда я приказал?
Приказал…
Новости какие интересные! А с чего это ты мне приказываешь?
— А с чего это ты мне приказываешь? — выпаливаю я и тут же испуганно замолкаю, осознавая, что мозг, оказывается, все-таки не участвует в беседе. Иначе бы у меня эти слова хоть где-то задержались, не выпрыгнули бы на волю! Это же ужас, так с ним разговаривать! Нарываться! Лис — тот еще мстительный ублюдок, это я уж успела узнать за короткий период учебы.
Лис, кажется, тоже немного обескуражен моими словами, ему явно никто до меня так не говорил… Наверно, думает, не подвел ли его слух…
— То есть… — я решаю быстренько смягчить свою грубость, начинаю торопливо бормотать, отворачиваясь в сторону, чтоб не смотреть в жуткие холодные глаза, — я хотела сказать, что я ничего не слышала…
Последний возглас вырывается помимо воли, потому что Лис, пользуясь тем, что я отвернулась в сторону, внезапно впивается в мою беззащитную шею грубым, болезненным поцелуем, больше похожим на укус!
Меня ровно в то же мгновение, как его губы касаются кожи, выгибает, словно в судороге. Вытягиваюсь в струнку, по-прежнему прижатая его тяжелым телом к стене, пробивает дрожь такой силы, что не могу удержаться, цепляюсь за плечи жадно целующего парня, боясь рухнуть к его ногам, словно добытая в бою пленница.
Лис понимает мой порыв совершенно неправильно: радостно рычит и усиливает напор! Втискивает меня в стену, жарко и безумно целует везде: шею, поднимается к скуле, прикусывает несильно, но чувствительно, затем спускается снова вниз, дергает ворот рубашки, обнажая ключицу и стремясь оставить там побольше горячих, обжигающих просто поцелуев.
Я не могу ему сопротивляться, полностью деморализованная, перепуганная. Ощущаю себя мягкой игрушкой-антистресс, которую жестоко и с наслаждением жамкают, мнут, сжимают!
Из горла только непонятный слабый писк вырывается, очень глупый и однозначно позорный.
А еще, судя по всему, возбуждающий, потому что Лис радостно сопит, тиская меня уже совсем жестко, а лапы его перемещаются под мою юбку!
Чувствую его горячие пальцы на своей ягодице… И не только там!
Боже, да он сейчас в трусы мне заберется!
И вот тут-то, наконец, я прихожу в себя!
Голова все еще кружится, потому что Лис определенно знает какие-то точки на теле девушек, отключающие сознание. Мой разум все еще затянут пленкой стыдного, такого неправильного возбуждения, но руки действуют четко.
И ноги тоже.
У нас разная весовая, но помогает то, что Лис не ждет от меня сопротивления.
И потому страшно удивляется, когда его получает!
У него вообще сегодня, похоже, много открытий чудных будет!
19
— Сдурел? — сурово, хоть и крайне нервно спрашиваю я у согнувшегося в три погибели Лиса.
Предусмотрительно отпрыгиваю на самое дальнее расстояние, к окну, и тут же жалею, что рванула не в ту сторону.
До двери теперь очень далеко, да и Лис как раз на половине пути раскорячился. Конечно, он сейчас сильно занят, пытаясь найти способ заново дышать без боли в яйцах, но гарантии, что снова не поймает меня, пока буду пробивать себе путь к свободе, никаких.
Потому придется разговаривать.
И следить, чтоб ближе, чем на расстояние двух метров, не подобрался.
— Ты-ы-ы… — Лис, чуть справившись с первой болью внизу живота, выдыхает злым хрипом, — охуеть…
— Это ты… Того самого… — повторить его грубость я не могу, но отвечать что-то надо, я же сейчас, типа, в выигрышной позиции, дала отпор!
Хотя все равно ужасно страшно и непонятно, как отсюда выбираться.
На всякий случай, я отхожу еще дальше, так, чтоб между нами был стол преподавателя, складываю руки на груди, сдуваю волос, упавший на лоб из разворошенного хвоста.