Ты – всё
Шрифт:
– Как?
– У меня все из рук валится!
Я заметил. Все утро что-то гремит, хотя мы с тех пор, как проснулись, и парой слов не обмолвились.
– Это пояснение? Я при чем? – раскручиваю на разговор.
– Ян… – шипит предупреждающе.
На самом деле задыхается.
– Цеди, че уж.
– Что?
– Яд свой.
– Ян… – по вибрирующим интонациям это – своеобразная сирена.
Новый уровень опасности.
Прижимаю к пересохшим после затяжных поцелуев губам теплую керамическую чашку, чтобы вкусить приготовленный Юнией кофе. Лелея
– Из-за тебя все!
– Что все?
– Все валится! И вообще… Все!
– Все, – задумчиво раскатываю объемное определение на языке. – Действительно. Все.
– А ты, как я вижу, не согласен!
– Согласился же.
– Нет. Ты просто издеваешься!
– Смотри, – выдыхаю исключительно спокойно. Предусмотрительно откладывая чашку, изгибаю губы в подобии улыбки. – Ты то суковатой Сукэбан прикидываешься, то змеей ядовитой, то сумасшедшей белкой, то рыбой-пилой, – чисто и ровно обрисовываю ситуацию. Смотрю на нее не без подкола, но исключительно миролюбиво. – А издеваюсь все равно я?
– Ты… – задыхается. – Да ты просто ох… – даже испытывая гневное возмущение, продолжить не решается. Заявка на успех. Идем к победе. – Белка только твоя, Нечаев!
– Нет. У меня Зая.
– Если думаешь, что я твои манипуляции терпеть стану… – трясет перед моим лицом пальцем. Не шевелюсь, только бровь приподнимаю. – Ошибаешься!
Смеюсь, потому как, наблюдая феерический заход, рассчитывал на что-то более лютое от наэлектризованной Заи.
– Я не шучу, Ян!
– Я понял, Ю. Ты очень грозной стала.
– Снова издеваешься?
Улыбку давлю. Мотаю головой. Развожу руками.
Она бросается, будто в объятия. На самом деле стукнуть меня кулаком пытается. Перехватываю.
– Выдыхай, Пушок, – советую, балансируя между суровостью и неудержимым желанием ее дразнить.
– Прекрати… Серьезно, Ян! Я ужасно спала, – врет, не догадываясь, что мог контролировать всю ночь. – И вообще…
Замолкает, когда прижимаю к груди.
– Думаешь, я спал? – шепчу почти на беззвучном.
Юния напрягается. Кажется, вот-вот брыкаться и отпихивать начнет. Но проходят секунды наполненной ее сбившимся дыханием тишины, и она обмякает. А еще через мгновение обвивает руками мой торс. Поглаживая по спине, через рубашку касается там, где мне бы не хотелось... По шрамам ведь проходится. Но я принимаю решение перетерпеть.
– Пора выдвигаться, если не хотим опоздать, – сухо проговариваю пару минут спустя.
Юния отстраняется. Задерживает на мне растерянный взгляд.
– Я… – сипит. И замолкает. Прочищает горло, прежде чем продолжить. – Заберу вещи вечером. Не хочу на работу брать.
Стискивая зубы, оставляю это извещение без ответа.
Также молча наблюдаю за суетой, которую Юния устраивает перед выходом.
Она вымывает чашки – это ладно. Большинство людей так делают, не желая оставлять после себя грязную посуду.
Подозрение вызывают следующие действия Ю. Протерев кофемашину, она проходится с бумажными полотенцами и чистящим средством по всем поверхностям кухни. Даже внутри раковины ни единой капли не оставляет.
За чистотой собственного тела она следит с не меньшим рвением. Управившись на кухне, идет в ванную, чтобы потратить минут пять на намыливание ладоней.
После этого возвращается к волосам, укладкой которых занималась большую половину времени, которое провела в этой квартире после пробуждения.
Жду. Не подгоняю.
Внаглую стараюсь не смотреть. Но наблюдаю, конечно.
Вспоминая, как она драила с утра пораньше пол, прикрывая это странное рвение тем «погромом», который вчера устроила, догадываюсь, что это, мать вашу, нечто нездоровое. Но комментировать пока не берусь.
Придется копать. Сама не расскажет.
Тревогой, сука, авансом грузит, и я невольно превращаюсь в угрюмого мудака.
Молчу, пока покидаем квартиру. Молчу, пока едем на работу. И когда в фойе расходимся, тоже молчу.
– Хорошего дня, Ян Романович, – желает со сдержанной улыбкой, как та самая Ю, которую воспитали «лучшие» родители.
Киваю в ответ. И на этом все.
Сердце топит усиленно. Заряжает на работу.
Через час после просмотра видеозаписей вчерашнего дня я остаюсь без секретаря. Через два располагаю полным именем бывшего мужа Юнии. Еще через два – еду по адресу, который удалось узнать.
Ян Нечаев: Прости за вчера. Если быть точным – за ту часть, где я проехался по тебе из-за работы. Был неправ. Ты молодец. Твой настоящий план лучше, чем я рассчитывал.
Поглядываю на экран, пока еду. Юния читает, но не отвечает. Я, конечно, понимаю, что ни одного гребаного «спасибо» от нее не заслуживаю. Но хоть как-то отреагировать можно?! Нет?!
Ян Нечаев: Я подумал, будет правильно, если ты сама решишь, как мне поправить нанесенный ущерб. Что бы ты хотела? Что угодно проси.
Пока оживает карандаш со стороны Ю, перечитываю написанное несколько раз. На эмоциях давно не действую. Всегда оставляю себе «зазор» на подумать, прежде чем что-то сказать или сделать. С Юнией несколько ускоряюсь, но в целом результат не требует кардинальных правок. Я умею признавать свою неправоту. Извиняться тоже обучен. И действительно готов ради Ю на все. Так к чему изворачиваться? Все в норме. Порядок. Едем дальше.
Юния Филатова: Я уже была в бухгалтерии. За премию расписалась. И не скажу, что благодарна тебе! Вовсе нет. Сумма огромная. На меня странно смотрели. Если ты решил сделать мне «славу» еще и в компании, то, блин… Ничего не меняется, Ян! Я зла на тебя! Даже за вещами сегодня не поеду. И лучше мне вообще не пиши. Вернемся к формальному общению через служебную почту, где ты Ян Романович, а я Юния Алексеевна.
«Зазор» слетает. Первый «красный», и я импульсивно тарабаню пальцем по экрану.