Ты – всё
Шрифт:
– Прям говорили? Кого это, интересно, могло ебать? – выказывает ледяное недоверие, равнодушно упуская первую часть речи.
Но я замечаю, как дергается его кадык, как вздымается на вдохе грудь и как крепко сжимаются челюсти.
– Говорили, Ян… Каждая твоя блядская зая предъявляла претензии, что ты уехал из-за меня!
Выкрикиваю это и замираю в надежде, что отразит как-то… Скажет, что никого, кроме меня, не было.
Но он молчит. Только сильнее челюсти стискивает.
Сама продолжаю.
–
Он упирается в столешницу и слегка наклоняется.
Боже… Будто недостаточно глубоко в меня влез!
Впивается взглядом, от которого не то что закрыться нельзя… Пошевелиться невозможно.
– Заявление поэтому написала? – вопросом на вопрос бьет. – Репутацию свою от меня «отмывала»?
Задевает все-таки… Цепляется к словам, хоть и выглядит бессердечным мудаком.
– Так что не срослось, Ю? Почему забрала заяву?
– Знаешь, что в этой ситуации самое гнусное… – шиплю, пытаясь не просто выдерживать его напор, а выжить. – Зная меня, ты в это поверил! Ты в это поверил, Ян!
Прищуривается. Хмурится. Загоняет язык в область над верхней губой. Выпячивая, свирепым движением соскальзывает вниз, пока кончик между зубами не показывается.
– Что это значит?
– То и значит, Ян! Зная меня, ты веришь в вещи, которые я совершить не могла! Точно так же сегодня получилось с планом…
– А ты?! – не позволяя закончить, внушительно перекрывает мой крик. – Ты меня не знаешь, Ю?! Знаешь! Но веришь в хуету, которая опускает меня как мужика ниже плинтуса!
– Хочешь сказать, что не сам это дно пробил?!
Зрительная сцепка. Бешеный эмоциональный обмен.
И снова Нечаев сжимает зубы. Прокусывает губы до крови. Но ответственности с себя не скидывает.
– Хочу сказать, что по доброй воле я бы тебя не бросил! Вот и все, что я, сука, пытаюсь сказать! Но ты же один хуй не поверишь!
Сердце сжимается и все замочки сбрасывает. Открывается. Впускает эту информацию. Позволяет себе обмануться и затрепетать от пронзительного чувства радости.
– Я верю фактам! – сгоняю всю злость, чтобы успеть запереться, прежде чем распадется душа.
Надо замолчать… Надо замолчать…
Но я снова цепляюсь за ниточку.
– Ты уехал, Ян! Думаешь, этому поступку могут быть объяснения, которые избавят тебя от клейма предателя?! Назови!
И… Он продолжает молча уничтожать меня взглядом.
– Так что с беременностью? – спрашивает, когда у нас обоих заканчивается кислород.
– Не было никакой беременности! – выпаливаю только потому, что больше не вывожу груза нашего чертового прошлого. – Я никогда не была беременной. Купила справку у гинеколога. Костя просил… Чтобы расписали в срочном порядке.
Нечаев с такой силой закусывает нижнюю губу, что дрожит от ярости подбородок.
– Так не терпелось? – выдыхает презрительно. – Сколько месяцев после нас прошло?! Я тебя, мать твою, спрашиваю! Смотри мне в глаза и отвечай! Сколько, Ю?! Через сколько месяцев ты, сука, забыла, как обжигала мне, блядь, губы своим проклятым «люблю»?!
Я почти не соображаю. Непонятно, что чувствую, настолько поражает эта боль. Из глаз просто выливаются литрами слезы. Я не всхлипываю, не шевелюсь, даже не дергаюсь… Просто не могу их остановить.
– Я не забывала… – шепчу то, что само идет из разорванного нутра.
– Сколько? – давит Ян, не повышая голоса.
Сила психологического воздействия такая, что… Меня просто расплющивает. Размазывает.
Я вздрагиваю. Плачу отчаяннее. Возвращаю этому процессу звук – скривив губы, всхлипываю.
– Сколько?
– Я не помню! Может, год…
– Я, блядь, не про дату росписи спрашиваю. Через год ты уже замужем была! Хочу знать, когда на него переключилась? Через сколько?
– Я не помню!
– У тебя пиздец какие странные провалы в памяти!
– Может, месяц… Точно месяц! – выдаю вторую порцию лжи. Лишь бы отстал. – Больно? Зачем спрашивал?!
– Терпимо. Переживу, Ю.
– Как всегда…
Замолкаю, потому что он отворачивается. Игнорируя меня, что-то делает у плиты.
Выдергивая из диспенсера бумажную салфетку, смотрю на его спину и с трудом сдерживаю новый поток слез. Вытирая лицо, не только судорожно перевожу дыхание, но и икаю.
Взгляд на Яна поднимаю, когда он ставит передо мной айриш-стакан. Наклоняясь, инстинктивно втягиваю горячий запах красного вина и специй.
– Глинтвейн в июле?
– Август уже.
– Что?
– Пару часов как начался август, Ю.
– Все равно…
– Пей.
– Я думала, ты меня накормишь.
– Ты голодная? Что приготовить?
Снова хладнокровен до равнодушия. Снова бесит меня.
– Нет, не голодная… Но я и пить не хочу, Ян!
– Пей.
– Зачем?
– Чтобы согреться, восполнить силы и успокоиться.
– Я спокойна.
– Я заметил.
– Просто мокрые волосы рубашку на спине намочили… Поэтому дрожу.
Он принимает это вранье, не моргая.
– Грейся, – все, что говорит.
А я вдруг… Поддаюсь порыву.
– У тебя же с собой рабочий ноут? Можешь дать мне? Мне в свою учетную запись зайти нужно.
Без каких-либо слов приносит. Ставит на остров рядом со стаканом, о который я только руки решаюсь греть.
Дождавшись, когда откроет и включит, вбиваю свои данные. С дико тарабанящим сердцем открываю план оптимизации, над которым трудилась, пока он был в Германии.
– Вот моя работа, – поворачиваю экран к нему.