Ты – всё
Шрифт:
Читает, но не отвечает.
Осквернив пространство салона самыми, блядь, загогулистыми матами, трескаю ребром ладони по рулю.
Ян Нечаев: Я обладаю охуенным терпением, Зай. Но даже у него есть лимит. Объявись, мать твою, чтобы я увидел, что ты жива-здорова.
Едва карандаш рядом с аватаркой прекрасной Юнии Филатовой приходит в движение, сердце биться прекращает.
Это клиническая смерть?
С трудом запускаю. Но и так тарабанит оно через раз.
Растирая ладонью лицо, надсадно перевожу дыхание.
Юния Филатова: Я приеду к вам в гараж, но не одна. Егор что-то написал Агнии, и она... Буквально с ума сошла! Хочет ехать к нему, не могу ее остановить. Прости. Мы у Мадины, но сестра уже вызывает такси. Может, ты вмешаешься со своей стороны?
Су-у-ука…
Я вмешаюсь. Я, блядь, так вмешаюсь, что всем плохо будет.
Ян Нечаев: Уже выдвигаюсь в сторону дома. Разрулим.
Раунд. Сам себе эту отмашку даю, прежде чем завести мотор.
Пока еду, противоречивые эмоции раздирают. И рад, что поиски закончились. И киплю от злости, что вышла из сумрака только из-за сестры. И, сука, горю эйфорией, что увижу Ее.
Разораться с порога не получается. Застаю Егорыча и Илюху за разговором, который на базе семейных ценностей не имею права срывать.
– У меня проблема. С Эмилией Ломоносовой, – упоминает мелкий соседскую девчонку. Молча обмениваемся рукопожатиями. Присаживаюсь на диван напротив. – Эм-м… – настраивается заново. – Тут, короче, на днях неудобная ситуация произошла. Она нарисовалась в компании, в которой был я. Ну и чисто случайно я ее выгулял в обход остальных.
– Ну ты и баран, – сходу ругает малого Илья. – В курсах же, что она тебя с сопливых лет любит. Куда лезешь? Хорошая девчонка. Зачем зря голову морочишь?
– Эм-м… – краснеет Егор. – Сам не знаю, так получилось. Но проблема не в этом.
– А в чем, блядь?
– Ну туда-сюда… Она полезла ко мне в машине… И…
Я приподнимаю бровь.
– И? – Илюха подгоняет.
Егор указывает большим пальцем себе на рот и, втягивая щеки, имитирует характерное сосательное движение. Прикрываю веки, до того как он озвучивает:
– Эмилия мне отсосала.
– Ты дебил?! – горланит Илья возмущенно.
– Я не смог ее остановить.
– Дебилище! А еще трепло голимое! Кто о таком, блядь, рассказывает?
– Ша, Илюха, – вступаюсь я. – Ему восемнадцать, – напоминаю многозначительно. Самим ведь есть за что с того периода стыдиться. – Пусть рассказывает. Лучше нам, чем каким-то ебанутым корешам.
– Соррян, конечно, – продолжает дымить Илья. – Теперь она бегает за тобой? – догадывается.
– Написывает, – растягивает мелкий тоном, по которому понятно, как его это вымораживает. – Фотки зареванные шлет.
– И че? Как это, извините, исправлять? – размахивает руками средний. – Знаешь, блядь, что будет, если до отца дойдет? Ты, шароебище, на ней женишься! В восемнадцать, сука, лет!
– Я не хочу жениться, – все, что толкает мелкий, нервно натрясывая коленом. – И дело не в возрасте. На Ломоносовой вообще никогда не хочу. Никогда.
– А на ком хочешь? – едко высекает Илья. – На своей Филатовой?
– На хрен надо! Эта мне даже со штампом не даст.
– Какого ж ты беса атакуешь ее?! Провоцируешь, чтобы прибегала сюда!
– Я не провоцирую! – глядя на меня, выдает, из-за кого зассал.
Потому что я запрет ввел. А он нарушает.
– Она сама приезжает. Мне что – выгонять?
– Удобно ты, борзый, устроился, – хриплю я.
– У меня с ней ничего нет. Клянусь. Я ее не трогал почти ни разу. Она сама дразнится, словно нам по пять лет… – задыхается малой. – Дергает меня за член несерьезно! Ну, типа…Теребонь-бонь-бон хаха.
Пока Илюха в недоумении хмурится, я с трудом сдерживаю смех.
– Меня это… – рычит Егор, обнажая в ярости зубы и сжимая руками воображаемую шею «обидчицы». – Меня это пиздец как бесит!
– Так покажи сучке, что это не игрушка, блядь! – подбивает Илья.
– Стоять, – резко отсекаю я. – Уже напоказывал. С одной разберись. По ситуации, уясни: просто чтобы «подразнить», девчонки за член не дергают. Она тебя хочет. Но это чисто для справки. Не значит, что ты можешь ее трахнуть. Я не разрешаю.
Возбужденное озарение на лице брата меня, мать вашу, пиздец как беспокоит. А учитывая, что сюда едет та самая Филатова, вдвойне.
– Давай сейчас: встал и поплыл походкой пеликана к Ломоносовой. Извинишься перед девчонкой. Нормально извинишься, признавая свой косяк. Если будет плакать, не стой истуканом. По-братски пожалей. Не забудь объяснить, что ничего более к ней не чувствуешь, а член твой, пока бесхозный, своей паскудной жизнью живет. Даст Бог, она допрет, что с таким мудаком, как ты, ей счастья не будет.
Когда малой уходит, поднимаюсь и иду к холодильнику. Свинчивая крышку с бутылки с минералкой, жадно глотаю холодную воду.
Лучше бы это был алкоголь. Потому как у распахнутых ворот гаража притормаживает такси, и из него вылетает явно невменяемая Агния, а за ней моя, сука, любовь.
Раунд.
Смотрю на Ю, и на зубах скрипит нерастворимая доза кайфа.
Заряжает. Лихорадит. Затягивает. Дурманит.
– Привет, – здоровается так просто, словно, мать вашу, не кидала меня в очередной раз на договоренности.
– Добрый вечер, – протягиваю с издевкой сипло, являя сразу все свои эмоции.
– Где он? – выкрикивает Агния, феерически отхапывая главную роль в этом, мать вашу, абсолютно непревзойденном и определенно искрометном концерте.
30
Как много человеку мало…
Ночной кумар не отпускает.
Я упорно играю роль уравновешенного специалиста планово-экономического отдела, заполняю нужные формы, веду расчеты, собираю данные для нового задания… А в голове, простите, Нечаев бродит.