Ты – всё
Шрифт:
Но он все равно пододвигается настолько близко, насколько мне сейчас трудно выносить. С каменным лицом просматривает документ. Я лишь вначале смотрю на экран. В какой-то момент на автомате поднимаю стакан, делаю большой глоток глинтвейна и, наслаждаясь согревающим и будто бы исцеляющим эффектом, который он производит, поднимаю взгляд на Яна.
Да так и застываю… Позабыв обо всем.
Он долго изучает. Словно не верит своим глазам, судя по направлению скроллинга, одни и те же страницы несколько раз просматривает.
В один миг поджимает губы. Раздувая ноздри, тяжело переводит дыхание. Сглатывает и хрипло прочищает горло.
– Если это твой план, каким образом у меня на столе оказался другой?
Перехватив его взгляд, сразу же опускаю голову. Совершая новый глоток глинтвейна, чувствую, что хмелею. Это, конечно, не сердечные капли. Удивляться эффекту не стоит. Но я все равно теряюсь от ощущений. Слишком быстро меня рубает. Не должно быть так.
– Ты что-то добавил?..
– Так что с планом, Ю? Ты перепутала?
– Хах… – выбиваю нервно. – Я похожа на идиотку?
Зачем-то улыбаюсь. Совершенно неуместно.
Хочу снова отпить теплый напиток, но Ян, накрыв мою руку своей, не дает оторвать стакан от столешницы.
– Тогда каким образом, Ю?
Его взгляд насыщеннее пряностей в глинтвейне и в разы крепче самого вина. Он меня дожаривает. Я буквально чувствую, как плавятся кости, пока смотрит.
– Твоя новая Зая Лилия приревновала… – сообщаю, посмеиваясь. Горько. Терпко. Удушающе. – Ну или просто решила сделать мне пакость… Подменила, пока тебя не было в офисе.
– Есть доказательства?
– А кто еще мог зайти в твой кабинет? Какие еще доказательства тебе нужны? – злюсь я.
– Я проверю по камерам, – проговаривает Нечаев жестко. – Если это правда, она пожалеет.
И…
На этом все?
Он не признает, что был неправ! Не просит у меня извинения! Вообще ничего важного не говорит. Захлопывает крышку ноутбука и относит его в зону гостиной.
– Это все, что ты скажешь? – глядя ему в спину, звеню обидой.
– А что ты хочешь услышать?
– Ты прикалываешься?! – так расхожусь, что даже мрачный взгляд, которым Ян пытается меня усмирить, никакого эффекта не производит. – Ты из-за этого гребаного плана мне столько гадостей наговорил! Унизил меня! Раскатал как танк! Ноги вытер! Не думаешь, что должен хотя бы извиниться?!
– Это тебя успокоит?
– При чем здесь… – цежу и задыхаюсь. – При чем здесь спокойствие?! Ты меня… Ты меня ранил!
– Знаю.
– И?
– Я подумаю, как это исправить.
Меня, Боже мой, бесит… Бесит его самоконтроль!
Злость заставляет подскочить на ноги.
А потом…
Потом я не осознаю, что делаю, когда размахиваюсь и сбиваю с острова не только свой стакан, но и все, что там находится.
Нечаев надвигается пугающе быстро. Бросок, и он уже сжимает рукой мой подбородок. Неосознанно затихаю, когда, заставив запрокинуть голову, подтягивает к себе, словно я сию секунду ради него вырасти должна.
Гипнотизируя взглядом, лишает дыхания. Накрывает мой рот крестом… Почти… Не касается полноценно. Только греет. Нет… Обжигает.
Ухмыляется, когда я на инстинктах тянусь. Расту, черт возьми.
Навстречу не идет.
Униженно краснею.
– Ты со своими психами справляться, кроме как через агрессию, не умеешь?
– У меня психи? – сиплю бездыханно. – Это у тебя белка какая-то! Придумал что-то…
Он смеется, чем пьянит сильнее глинтвейна.
– Белка мне не нужна. Заю хочу.
– Лилечке позвони…
– У меня к ней ни хрена нет.
– Зачем же ты?..
– Кончай, Ю, – просит, чаруя какими-то удивительно теплыми интонациями. – Да, косячил до тебя. Но потом ты все стерла. Я себе, блядь, даже не представляю, чтобы в этот ебаный промежуток кого-нибудь Заей назвал. И не в статусе дело. Хуй с ним. Суть в том, что ты выжгла умение любить, а с ним и какую-либо тягу к нежности. Ты последняя Зая. Моя. И я к тебе вернулся, чтобы попробовать еще раз, даже если в этот раз, на хрен, убьет.
Я очень стараюсь убедить себя в том, что эти слова не действуют… Что не потрясают… Что не наполняют жгучей радостью… Что не заливают душу светом…
Но…
Это очень трудно, учитывая то, как Ян смотрит и в буквальном смысле дышит на меня чувствами.
– Ты опоздал.
– Как показал сегодняшний вечер, нет.
– Это не повторится.
– Куда ты денешься… – усмехается. – Куда денешься, когда разденешься?
Тупо кайфует от того, что я не могу не выдавать.
– Ах… – задыхаюсь. – Отвали, – толкаю за миллисекунды до того, как он запечатывает рот.
Целует, и мои сумасшедшие чувства обретают новые силы.
Нас накрывает. Обоих накрывает.
Погребенные заживо. Под завалами обломков любви.
– Иуда, – шепчу ему, когда поднимает на руки, чтобы отнести в кровать.
Уголок чувственных губ приподнимается. И это последнее, что я вижу. Коснувшись подушки, смыкаю веки. Из-под ресниц выскальзывает слезинка. Скатившись по виску, она щекочет голову. Эти ощущения усиливает горячее дыхание, а затем успокаивает прикосновение теплых губ.
Кислород есть… А вдохнуть не сразу получается.
Вместе медлим.
Потому что на следующем приеме друг друга внутрь зависимость достигает неизлечимой стадии. Разбившись, прекращаю рвать. Вжимаюсь в твердое тело Яна, вцепляюсь в него руками и, вслушиваясь в его сердцебиение, засыпаю.
28
Не стоит меня провоцировать, Ю.
– Ты можешь не смотреть так? – выдыхает Ю явно взбешенно, прежде чем отправить ушную палочку, которой подтирала излишки наложенной на веко краски, в урну под раковиной.