Тяготению вопреки
Шрифт:
ЭЙВ ВИГВАМ ПИЛОТ
После этого Кендрик заказал себе наутро прокатный автомобиль.
Кендрик услышал,как автомобиль припарковался на улице рано утром. Он вышел, всмотрелся в розовеющее предрассветное небо. Смена часовых поясов еще сказывалась, ритм сна и бодрствования сдвинулся, но Кендрик считал не вправе позволить себе больше отдыха, чем было необходимо.
Сильный бриз продувал извилистые улицы, по которым пробирался
После возвращения Кендрик долгие часы посвятил самокопанию, даже засомневался, правильно ли сделал, с порога отказавшись от предложения Дрегера. Ведь в мире есть еще сотни других лаборокрысов, и им бы очень пригодилось это лечение - особенно тем, кто сейчас на пороге смерти. Дрегер, использующий свое предполагаемое решение проблем лаборокрысов всего лишь как средство давления, совершал подкуп самого мерзкого сорта. Кендрик задышал глубже, подавляя гнев, стал смотреть, как утренний свет заливает дальние пики гор.
Три слова. И написать их мог единственный живущий сейчас человек, которому Кендрик за всю свою жизнь единственному мог доверять по-настоящему.
Машина двигалась вперед, давно оставив город. Серые дождевые тучи застилали горизонт, расходясь над мокрым ландшафтом долин и холмов. По дороге Кендрик слушал новости. В основном говорилось о продолжающемся распространении азиатской гнили, сейчас уже на полях южной Испании, источника истерических заголовков последних недель. Тем временем машина проехала мокрый нахохлившийся Фалькирк, свернула на север к Стирлингу и взяла курс на Лох-Эйв.
Через полтора часа после выезда из Эдинбурга яркое солнце все же разорвало тучи, огромными пальцами лучей коснулось вод Лох-Эйва и крутых склонов окружающих холмов.
Дождь еще хлестал, пока Кендрик ехал вдоль берегов озера. Он перешел на ручное управление - чуть не пропустил старую гостиницу, расположенную среди кустов дикого вереска. Густая поросль дубов тянулась вдоль ведущей к монастырю дорожки.
Кендрик оставил машину парковаться на дороге под шум гравия из-под шин. Перед ним стояло двухэтажное гранитное строение. Купленное богатым буддистом около века назад, оно стало буддистским монастырем, хотя Кендрик ни разу не видел здесь оранжевой тоги. Он вошел в незапертую дверь и оказался в широком коридоре с голым сосновым полом. На первый взгляд ничего здесь не изменилось за последние годы.
– Здравствуйте, могу быть чем-нибудь полезной?
Из соседней комнаты вышла женщина с короткой стрижкой и подошла к Кендрику. Неподалеку в столовой сидели люди, разговаривали и пили чай. Женщину он не узнал, но старожилы монастыря редко проводили много времени в главном здании.
Он посмотрел ей за плечо на сады. Парк, тянущийся к холмам за убежищем, был отлично виден через высокие двери веранды в дальнем конце коридора.
– Да, я ищу Бадди. Бадди Хуареса.
– Женщине это явно ничего не говорило.
– Может быть, вы здесь недавно?
– предположил Кендрик.
– Он сюда иногда приезжает, когда хочет покоя.
Она слегка насторожилась:
– Он вас ожидает? Здесь не все любят, когда их беспокоят.
– Все в порядке, Салли.
Кендрик обернулся на голос и увидел пожилого мужчину в штанах и рубашке с открытым воротом. И вспомнил имя: Гамильтон.
– Я вас помню, - кивнул пожилой.
– Вы ведь Лукас?
– Да, это я, - ответил Кендрик, узнав один из своих бывших псевдонимов.
– Бадди здесь?
– Да.
– Гамильтон посмотрел изучающим взглядом.
– Появился только вчера - довольно неожиданно. Надеюсь, у него все в порядке?
Кендрик развел руками:
– Уверен, мистер Гамильтон. Я знаю, как много дают ему эти ежегодные посещения. Мы договорились здесь встретиться, когда я тут буду.
– Кендрик улыбнулся как можно дружелюбнее.
– Это ничего?
– я думаю, ничего, - ответил Гамильтон после затянувшейся паузы.
– Но прошу вас помнить, что мы обязаны уважать желания всех наших жителей.
– Спасибо, я это ценю.
Двигаясь к дверям веранды и начинающейся там тропы, Кендрик просто чувствовал, как при каждом шаге взор Гамильтона просто прожигает ему дыру в спине.
Оставив здание за спиной, он стал подниматься в гору по все более крутой тропе. Сразу за низкой, сложенной без раствора стенкой стоял ашрам с изогнутой крышей из гофрированного железа, заросший по одной стенке плющом. Все это сооружение излучало какой-то уверенный покой, но Кендрику это никогда не доставляло столько удовольствия, сколько получал от него Бадди. Как-то не хватало ему шума и суеты улиц большого города
Пара подростков с трудом переваливала на место обточенные водой валуны, строя дорожку от ашрама к ручью, стекающему в озеро - с берегов которого, очевидно, и приволокли камни. Несколько лет назад Кендрик провел здесь долгие выходные, помогая Бадди и другим выжившим узникам Лабиринта построить такую же дорожку с другой стороны дома. Это было сразу после Уилберовских Процессов, когда Кендрик чувствовал настоятельную необходимост кое-что в голове разложить по полочкам. Он до тех пор даже непредставлял себе, насколько такой простой физический труд отвлекает от проблем, какое создает чувство удовлетворения и выполненного долга.
Но одного такого труда было недостаточно. Всего через пару дней он начал скучать, ему не терпелось вернуться к цивилизации. Но Бадди решил здесь остаться на пару лет, а Кендрик, переехав в Эдинбург, время от времени посещал его. В некотором смысле тропы их жизни разошлись с тех времен.
Но оставалось то, что объединяло их: Лабиринт.
Такое иногда бывает с людьми, вместе пережившими катастрофические бедствия: они тянутся друг к другу, иногда поддерживают контакт до конца жизни. Это Кендрик очень хорошо понимал.
Очень долго у него так было с Кэролайн и с Бадди. Были и другие, но слишком многие из них умерли на его памяти, когда усиления обращались против своих хозяев, разрушая их изнутри. Он уже перестал ходить на похороны, где с полдюжины лаборокрысов смотрели друг на друга поверх свежей могилы, гадая, чья следующая очередь.
Он прошел мимо ашрама, кивнув строителям тропы, и пошел дальше вверх, по пустоши, прерываемой рощицами и отдельными деревьями. Кое-где между деревьями поднимался вьющийся дымок.