Тяжелый дивизион
Шрифт:
— Voulez-vous entrer, monsieur! [16]
Дородная фигура большой женщины обрисовалась на верхней ступеньке. Андрей различил в темноте огромный, словно бы искусственный, шиньон черных волос, черное платье и черную кружевную накидку на плечах. Он поднялся по шатким, хлябающим ступенькам.
Из освещенной оранжевым светом комнаты в обширную переднюю вышел старик в туфлях и бархатном пиджаке и вопросительно смотрел на жену и Андрея.
— C'est mon mari… [17]
16
Зайдите, пожалуйста (франц.).
17
Это мой муж (франц.).
— Charme de vous voir [18] , — кивнул равнодушно старик. — Прошу вас, — он протянул руку Андрею. — Vous trouverez votre r'epos chez nous [19] .
— Вы мне позволите в таком случае почиститься? Вы знаете, дороги…
— Да-да, конечно! — засуетилась мадам. — И потом прошу вас к столу. Будет еще один офицер, полковник, князь Оболенский. Всех мы, конечно, не можем принять у себя…
Подходя к столу, Андрей представился, звякнул шпорами и приложился к руке хозяйки. Это окончательно подкупило помещицу, и за стол сели четверо, очевидно довольных друг другом людей.
18
Мы вам рады (франц.).
19
Вы можете отдохнуть у нас (франц.).
Полковник носил генштабистские аксельбанты и сперва было покосился на прапорщика, но, увидев на столе рубиновые и изумрудные графинчики, узкие блюда и хрустальные вазочки с закусками, мгновенно подобрел и старательно засунул салфетку в разрез только еще входившего в моду у штабных английского френча с отложным воротником.
Над большим столом на массивных цепях чуть-чуть покачивался огромный теплый абажур, отчего стены обширной столовой отступали во мрак. Трудно было определить, какой стиль имел в виду владелец дома, создавая эту комнату.
Оленьи рога, клыкастая кабанья голова напоминали замки и охотничьи дома обедневших германских баронов, шелковые обои и хрустальные полки с фарфором тянулись к Франции, мещанская безвкусица проглядывала в подборе пейзажей и натюрмортов, среди которых попадалось и рыночное мастерство доморощенных артистов, и, наконец, повсюду на столах и стенах — румынские вышивки, которые, по-видимому, должны были придавать национальный характер убранству дома.
Полковник сел, говорил и осматривал комнату, почти не скрывая своего аристократического презрения к хозяевам.
Хозяйка держалась в тени, поблескивала огромными глазами в гнездах синеватых теней и говорила с резким румынским акцентом.
Хозяин сменил туфли на мягкие прюнелевые ботинки. Он ел мало, лениво, что-то диетическое… Лицо у него было лишено каких-либо ярко выраженных национальных черт, и, наблюдая за ним, Андрей определил, что у него холодноватый и тусклый взгляд скептика, рассматривающего всю жизнь с вершины своих шестидесяти лет и пропускающего все чужие радости и горести сквозь желчь привычных болезней и потерявших остроту разочарований.
— Меня поразила пустынность и какая-то, ну… нищета румынских городов, — говорил полковник, укладывая анчоус на тонкий соленый бисквит. — В магазинах ничего. Полки зияют пустотой. Ведь Румыния всегда слыла сытой, хлебной страной.
— Ваши солдаты удвоили наше население, беженцы его утроили, — едва повел бровями хозяин.
— Кое-какие сделки с Германией, вероятно, сказались тоже, — высоко поднял вилку полковник.
— Продавали в обе стороны… Была выгодная конъюнктура, — спокойно хрустел сухарем боярин.
— Скажу прямо — ваша страна плохо встречает своих союзников.
— Почему вы думаете, что наша страна должна радостно встречать войска русского царя?
— Мы избавим вас от немцев.
— Немцы предлагали избавить нас от русских.
— От нас? Мы не владеем румынскими землями…
— Вы сулите нам Трансильванию. Вильгельм предлагал нам Бессарабию.
— Но Бессарабия никогда не принадлежала Румынии…
— Мы, румынские патриоты, — подчеркнул поднятием пальца помещик, — считаем и ту, и другую землю насильно отторгнутой от нас.
— Ого! — выдохнул из себя полковник.
Лоб помещика покраснел, и палец сухой руки задрожал у виска.
— Мне приходилось посещать Россию несколько раз. Мне показалось, что нам нечему у вас завидовать и нечего у вас перенять. Мы рады видеть в гостях русского аристократа, русского интеллигента, но боюсь, что русская армия — гость нам не по плечу.
— Вы хотите сказать, что предпочли бы дружбу с более культурным народом?
— Если вам угодно, — уже холодно, справившись с собой, сказал старик. — Разве вы находите это неестественным?
… — Михо, — встревоженно сказала хозяйка. — Стоит ли говорить о политике?
— Я принесу вам один документ, — сказал, вставая, помещик. Шаркая мягкими подошвами без каблуков, он прошел в кабинет и пришел оттуда с картой, охваченной роскошным тисненым переплетом.
— Вот наша Rumania Маге, Великая Румыния, какою представляем ее себе мы, румынские дворяне.
«Великая Румыния» массивным шаром катилась к Черному морю по жирной синей нити Дуная. Она включала в себя и Бессарабию, и Буковину, и Банат, и Семиградье, и Добруджу, и даже Одессу и Аккерман.
— Но ведь это утопия! — вскричал пораженный Андрей.
— Вы увидите эту карту, — с гордостью сказал помещик, — в доме каждого румынского боярина, независимо от его ориентации. Разница только в том, что одни сначала хотят с помощью России отторгнуть у Австрии Семиградье, другие — с помощью Германии вернуть Бессарабию. Только в этом разница. Можете мне поверить.
— А вы сами, мосье? — вызывающе спросил Оболенский.
— Я подчиняюсь воле моего короля, — склонил голову старик, — которого, как и весь род его, я глубоко чту.