Тысяча городов
Шрифт:
«Царь царей, да продлятся его дни и увеличится его царство, очень занятой человек», - сказал он, передавая тщательно составленное письмо Михрану марзбану на подпись. «Если хоть немного повезет, он пролистает это, даже не заметив тонкостей оформления.» Он надеялся, что это правда, учитывая то, что Пантелес сказал ему о том, как Шарбараз, вероятно, отреагирует, если заметит. Он не упомянул об этом марзбану.
«Это было бы прекрасно, не так ли?» Сказал Михран, нацарапав свое имя под именем Абиварда. «Это было бы действительно очень здорово, и я думаю, у тебя есть
«Что бы он ни делал, ему придется делать это быстро», - сказал Абивард. «Это письмо должно дойти до него до того, как дороги станут слишком грязными для движения, но не задолго до этого. Ему нужно поторопиться, если он собирается дать какой-либо ответ до зимы или, может быть, даже до весны. Я надеюсь, что к тому времени, как он соберется с силами, чтобы ответить мне, произойдет так много других событий, что он совсем забудет о моем письме ».
«Это было бы прекрасно», - повторил Михран. «На самом деле, может быть, вам даже следует устроить так, чтобы ваш посыльный задерживался так долго, чтобы он застрял в грязи и еще позже доставил ваше письмо».
«Я думал об этом», Сказал Абивард. «Я решил, что не смею рисковать. Я не знаю, кто еще писал Царю Царей и что он или они могли сказать, но я должен думать, что некоторые из моих офицеров жаловались на заключенное нами соглашение. Шарбаразу нужно, чтобы мы изложили ему нашу точку зрения, иначе он может немедленно осудить нас ».
Марзбан обдумал это, затем неохотно кивнул. «Я полагаю, ты прав, повелитель, но я боюсь, что этого письма будет достаточно, чтобы самого по себе обвинить нас в неповиновении. Жители Васпуракани не поклоняются Богу».
«Они также не убивают марзбанов и не подстерегают солдат», - ответил Абивард. «Шарбаразу придется решить, что имеет больший вес».
На этом вопрос был решен. Как только письмо было должным образом подписано и запечатано, курьер отправился с ним на запад. Оно должно было пройти через западные районы Васпуракана и Тысячи городов, прежде чем попасть в Машиз - и в поле зрения Шарбараза. Насколько Абивард мог видеть, он, очевидно, поступал правильно. Но магия Пантелеса заставила его усомниться в том, что Царь Царей согласится.
Через несколько дней после того, как письмо покинуло его руки, он пожалел, что не вернул его обратно, чтобы он мог изменить его - или чтобы он мог передумать и вообще не отправлять его. Он даже начал призывать Пантелеса, чтобы тот попытался очистить пергамент колдовством издалека, но в итоге воздержался. Если бы Шарбараз получил от него письмо без слов, он бы задался вопросом, почему, и продолжал бы копать, пока не выяснил. Лучше дать ему что-то осязаемое, на чем можно сосредоточить свой гнев.
Абивард медленно пришел к выводу, что ему тоже придется дать Чикасу что-то осязаемое. Видессианский перебежчик очень хорошо сражался в Васпуракане; как, по справедливости, Абивард мог отказать ему в командовании, соответствующем его таланту? Простая правда заключалась в том, что он не мог.
«Но, о, как бы я хотел, чтобы я мог», - сказал он Рошнани однажды утром перед встречей с Чикасом, которой он пытался,
«Иногда все, что ты можешь сделать, - это извлечь из всего лучшее», - сказала Рошнани. Она говорила очевидную правду, но от того, как Тзикас улыбнулся, Абиварду не стало легче.
Тзикас низко поклонился, когда Абивард приблизился к его шатру. «Я приветствую тебя, шурин Царя Царей, да продлятся его дни и увеличится его царство. Пусть он и его королевство оба процветают».
«Я приветствую тебя, выдающийся сэр», - ответил Абивард на видессианском, гораздо более неровном, чем несколько месяцев назад. Он обнаружил, что не используй язык, и ты его забудешь.
Тзикас ответил по-макурански, то ли просто из вежливости, то ли чтобы подчеркнуть, насколько он сам был макуранцем, Абивард не мог догадаться. Вероятно, и то, и другое, подумал он, и задался вопросом, знал ли сам Тикас пропорции смеси. «Шурин Царя Царей, я каким-то образом стал тебе ненавистен? Скажи мне, в чем мой грех, и я искуплю его, если это в моих силах. Если нет, я могу сделать не больше, чем просить прощения ».
«Вы не сделали ничего, что могло бы оскорбить меня, достопочтенный сэр.» Абивард упрямо придерживался видессианского. Его мотивы тоже были неоднозначными: ему не только нужна была практика, но и используя язык Империи, он напоминал Чикасу, что тот остается аутсайдером, какие бы услуги ни оказывал Макурану.
Видессианский генерал уловил этот сигнал: Цикас иногда был таким тонким, что воображал сигналы, которых там не было, но не сегодня. Он поколебался, затем сказал: «Шурин Царя Царей, стал бы я более приемлемым в твоих глазах, если бы отказался от поклонения Фосу и публично принял Бога и Четырех Пророков?»
Абивард уставился на него. «Ты бы сделал такое?»
«Я бы хотел», - ответил Тзикас. «Я оставил Видессос позади; я стер его пыль с подошв своих сандалий.» Словно подчеркивая свои слова, он заскреб сначала одной ногой, а затем другой по земле Васпуракана. «Я также отвернусь от Фоса; господь с великим и благим умом доказал, что он не может сравниться с силой Бога».
«Вы...» Абиварду пришлось поискать нужное слово, но он нашел его: "гибкий человек, выдающийся сэр.» Он не совсем хотел сделать это комплиментом; гибкость Тзикаса, его готовность присоединиться к любому делу, которое выглядело выгодным, были тем, что больше всего беспокоило Абиварда в нем.
Но видессианский отступник кивнул. «Я такой», - заявил он. «Как я мог не быть таким, когда непоколебимая преданность Видессосу не принесла мне заслуженных наград?»
Что было у Тикаса, так это непоколебимая верность Тикасу. Но если бы это можно было превратить в непоколебимую верность Макурану… это было бы чудом, достойным Фраортиша, старейшего из всех. Абивард упрекнул себя за то, что позволил этой почти богохульной мысли прийти ему в голову. Цикас был инструментом, подобным острому ножу, и, подобно острому ножу, он мог порезать тебе руку, если ты не будешь осторожен.