У черты заката. Ступи за ограду
Шрифт:
Февраль шел к концу. Выпавшие дожди освежили начавшую было желтеть листву и воздух, напоенный ароматом последних цветов. Иногда Жерар запирал ворота и, посадив с собой Макбета, гонял машину по окрестностям. Дог очень любил такие прогулки, он сидел в заднем отделении и высовывал морду то направо, то налево, наслаждаясь встречным ветром и яростно облаивая встречные и попутные машины. Придя в возбуждение, он ложился грудью на спинку переднего сиденья, свесив лапы, и жарко дышал над ухом хозяина, ворча и словно прося прибавить скорости.
Однажды кончился запас табака — трубочного кэпстена, который можно было достать
— Сегодня, старик, тебе со мной нельзя, — сказал он Макбету, который бросился было к машине, восторженно виляя хвостом. — Еду в город, тебе там делать нечего, так что сиди и стереги дом. Ясно?
Уже за Итусаинго на дороге начались сплошные заторы. Жерар приехал в центр к тому времени, когда магазины закрывались; едва успев купить табак, он с пакетом в руках вышел на улицу, уже озаренную колеблющимся разноцветным заревом реклам, и ему вдруг захотелось остаться в столице. Сев в машину, он задумался. Опять вечер в одиночестве, с музыкой Клода Дебюсси? Ему стало почти страшно от воспоминания о тишине пустой виллы.
— Ба, съезжу-ка я в «Гэйлордс», — вслух пробормотал он, вспомнив ресторан, где в свое время бывал с Бебой. — Там, по крайней мере, приличный коньяк и нет нуворишей… Слишком для них дешево…
Решительно захлопнув дверцу, он нажал на стартер и стал медленно разворачивать машину.
Большой зал ресторана оказался полон. Напрасно поискав глазами свободный столик, Жерар прошел к бару и присел на высокий никелированный табурет. Знакомый бармен приветливо кивнул ему головой, осведомился о делах и здоровье и, не дожидаясь заказа, подал рюмку «кордон блё» и нарезанный лимон на тарелочке. Жерар одним духом вытянул коньяк, пососал лимон и, кивнув бармену: «Повторить», начал набивать трубку, оглядываясь по сторонам.
Молоденькая девушка в темном полувечернем платье взобралась на соседний табурет, — слишком молоденькая для такого времяпрепровождения, как подумал Жерар. Она сидела отвернувшись, и лица ее он не видел, но что-то очень юное было в линии ее шеи и затылка, украшенного модной прической в виде лошадиного хвоста.
— Ола, бармен, — позвала девушка со странной смесью робости и апломба в голосе. — Если можно, один коктейль, пожалуйста.
— Какой прикажете, сеньорита?
Задав вопрос, бармен прошел вдоль стойки, чтобы взять с полки шекер; девушка повернула голову вслед за ним — Жерар увидел маленькое розовое ушко, изогнутые ресницы и чистый профиль. Это было то лицо — то самое, неправдоподобная юная прелесть которого ошеломила его несколько месяцев назад у зоологического магазина.
Часть III
Четырнадцатая соната
— Так какой вы желаете, сеньорита? — повторил бармен, открывая шекер, похожий на маленькую блестящую авиабомбу.
Явно не подготовленная к такому вопросу, девушка окончательно смешалась, но тут ей в глаза бросилась спасительная табличка с названиями коктейлей.
— О, простите, я не расслышала, — улыбнулась она. — Пожалуйста, приготовьте мне этот, м-м… «хайболл»!
— «Хайболл»,
— Или нет, постойте! — Девушка разглядела более соблазнительное название. — Лучше «строуберри-физз».
— Хорошо, сеньорита, — покорно согласился бармен.
Жерар выпил вторую рюмку. Обидно разочаровываться в людях… или в лицах. Такое лицо! И такое поведение. А ему еще думалось — когда он вспоминал девушку у витрины со щенками, — что с таким профилем и с такими глазами она не может быть обыкновенной, как все, что ей место не в жизни — в сказке. И вот сказочная принцесса сидит на высоком табурете бара и как ни в чем не бывало тянет через соломинку свой «физз». Сколько ей может быть — лет шестнадцать? Семнадцать самое большее.
Он искоса бросил на соседку сердитый взгляд — быстрый, словно фотографирующий взгляд художника. Какой профиль, силы небесные… Есть лица, словно наляпанные небрежной кистью, есть грубо вырубленные, есть — среди мужских — вырезанные из бронзы стальным резцом, а это — словно уверенная рука гения легко и безошибочно очертила его тончайшей пастелью. Сколько веков усовершенствования человеческого рода, сколько поколений должны были смениться на земле, чтобы появилось такое лицо…
Жерар снова оглянулся. Девушка сидела подавшись вперед и облокотившись на стойку. По-детски обхватив руками стоящий перед ней высокий стакан, она тянула жидкость через соломинку, из-под опущенных ресниц следя за понижением уровня. Жаль, но что ж делать! Увы, не она первая и не она последняя.
Кивнув бармену на пустую рюмку, он достал из кармана купленный по дороге «Иллюстрасьон». Очередной скандал в Национальном собрании, снежные заносы в департаменте Сены-и-Уазы, прием, устроенный родителями мадемуазель Анжелик Гранвиль де Фершампенуа по случаю ее отъезда в Соединенные Штаты, забастовка горняков в Лилле. Светская хроника, рекламы, последние модели Диора… «Пятьдесят четвертый год начался под знаком Вечного Возврата — мода явно вернулась к обыгрыванию естественных линий женской фигуры. Взгляните на эти снимки первых весенних образцов — покатые плечи, тонкая талия и несколько подчеркнутые бедра убедительно свидетельствуют, что…»
Тут Жерар почувствовал, что моделями Диора интересуется не он один. Не поднимая головы, он покосился на свою соседку — девушка тотчас же отвернулась с независимым видом, побалтывая соломинкой в своем стакане. Маленькое, хорошей формы ушко ее слегка порозовело. Жерар с треском выдрал страницу и положил перед соседкой.
— Прошу, сеньорита, — сказал он, — так вам будет удобнее. Хотя шейка у вас и длинная, но вы рискуете ее вывихнуть.
Ушко заалело еще ярче. Девушка оттолкнула от себя вырванную страницу и повернулась к Жерару:
— Если я вам помешала, кабальеро, то это еще не дает вам права говорить грубости. Бармен, счет!
Услышав зов, бармен взглянул в их сторону — Жерар перехватил его взгляд и, свирепо сдвинув брови, едва заметно отрицательно качнул головой. Тот понимающе усмехнулся и отошел к дальнему концу стойки, занявшись своей сложной никелированной аппаратурой.
— Простите, мадемуазель, — примирительно сказал Жерар, — я не хотел вас обидеть. Вероятно, я употребил не совсем корректный оборот речи, но дело в том, что я иностранец — как вы сами можете слышать.