У черты заката. Ступи за ограду
Шрифт:
— Мне… мне очень стыдно, Джерри, — еле выговорила она.
— Правда? Ну ничего, посмотрим, как вам будет стыдно завтра! Бар закрывают в два часа ночи, а на улице вас сразу же заберет полицейский и отправит в комиссарию. У вас спросят удостоверение личности, и через четверть часа туда сбегутся корреспонденты… Что? Почему сбегутся, вы спрашиваете? Да потому, что им сообщат о задержании в нетрезвом виде дочери известного оппозиционера, понятно? И в утренних газетах появится ваш снимок — в растерзанном платье и с растрепанной прической, полицейские умеют это делать. И под ним будет подпись: «Такова мораль тех, кто обвиняет в аморальности и коррупции партию генерала Перона».
Последние слова он произнес вполголоса, но на Беатрис они подействовали как пощечина. Она вздрогнула и уставилась на Жерара, бледнея на глазах.
— Теперь дошло? — резко спросил он.
Бармен поставил перед Беатрис чашечку дымящегося кофе и рюмку перед Жераром.
— Пейте! — приказал тот, залпом опрокинув коньяк и закусывая лимоном.
Беатрис, съежившись, маленькими глотками стала пить кофе, обжигаясь и морщась.
— Он без сахара, Джерри, — робко сказала она.
— Пейте, я вам сказал!
Попыхивая трубкой, он смотрел на нее, пока она не допила до дна и не опустила чашку, закусив губы.
— Вы поедете ночевать ко мне. Вот так.
Беатрис обернулась к нему, делая большие глаза:
— Ночевать к… — Она запнулась и воскликнула в ужасе: — Что вы, Джерри, как можно!
— Ах, нельзя? Отлично, отправляйтесь домой.
— Но я не могу домой в таком виде, — сказала она, чуть не плача. — Мисс Пэйдж сразу заметит…
— Хорошо, будем логичны, — терпеливо сказал Жерар. — Ночевать в полиции вы не хотите? Нет. Ехать ко мне тоже не хотите? Прекрасно. Не подумайте, что я на этом настаиваю. Что же остается?
Беатрис растерянно пожала плечами.
— Но это неприлично, Джерри, постарайтесь понять… В Аргентине — чтобы девушка ехала ночевать в незнакомый дом…
— Езжайте в знакомый, дело ваше.
Беатрис вздохнула, искоса взглянув на Жерара и быстро опустив глаза.
— Да нет, но как же так… Поймите, Джерри, от моей чести ничего не останется, если я к вам поеду…
— Нет у меня других забот — покушаться на вашу честь.
— Вы меня не поняли, — покраснела Беатрис, — я говорю о репутации…
— О своей репутации вам нужно было думать раньше, когда вы входили в «Гэйлордс»!
Беатрис молчала, опустив голову.
— Я не знаю, Джерри… — сказала она негромко. — Ни от одного мужчины я не приняла бы такого предложения… но вам я почему-то верю. Хорошо, я поеду с вами.
— Давно бы так. Поедем сейчас или еще посидим?
— Давайте посидим немного еще…
Опьянение, временно нейтрализованное страхом и черным кофе, постепенно снова начало овладевать Беатрис. Успокоившись насчет своей дальнейшей судьбы, она опять развеселилась и болтала без умолку. Этот носатый похож в профиль на тукана, а блондинка так мило причесана, — наверно, новая мода; а та пара танцует, будто оба накурились марихуаны — совершенно в трансе…
— Ой, Джерри, — шепнула она вдруг, сжав его руку, — смотрите, смотрите — вон за тем столиком, где пальма, видите — такая дама в золотом платье? Понимаете, я знаю эту материю — это французский брокат, я его недавно увидела на Санта-Фе и просто влюбилась. Два дня не могла думать ни о чем другом, потом наконец не выдержала и пошла спросить цену — думаю, без такого платья я на всю жизнь останусь несчастной! И знаете, почем оказался этот брокат? Четыреста песо метр, ха-ха-ха-ха, а я получаю пятьсот в месяц…
— Это мало, Трисс, — покачал головой Жерар. — Вам следовало бы поискать другое место.
— Нет, зачем же, у меня очень хороший шеф. Только скупой, как… Впрочем, он ведь шотландец, этим все сказано. Доктор Джозеф Мак-Миллан! Это человек, который не ест яиц, чтобы не выбрасывать скорлупу. Я его попросила купить машинку, которая затачивает карандаши, — знаете, есть такие, вы только вставляете карандаш, крутнете ручку — и готово. Так он мне знаете что заявил? «Трикси, — говорит, — первый шаг к разорению самой процветающей фирмы это покупка такого аппарата. Получив в руки эту машину, секретарша начинает развлекаться, перерабатывая карандаши на стружку, и вы тоже будете это делать, Трикси, и тогда всего моего скромного капитала не хватит, чтобы снабжать вас сырьем». Представляете? И мне приходится чинить карандаши бритвочкой, вот пожалуйста. — Она подняла заклеенный лейкопластом палец.
— Какое животное, — сочувственно сказал Жерар.
— Ну нет, он, конечно, не животное, просто он… Ой, у меня так кружится голова…
— Ах, уже? Я ведь вам это предсказывал, — кивнул Жерар. — И не только это. Посмотрим, как вы будете чувствовать себя завтра.
— Это не от коктейлей, Джерри, просто мне хочется есть. Я не ужинала. А как я буду чувствовать себя завтра?
— Увидите. Собирайтесь, Трисс, нам пора ехать.
— Еще рано, Джерри!
— Уже не рано, и вы голодны. Поужинаем у меня. Энрике!
В Линьерсе, где авеню Ривадавия проходит под мостом пересекающей ее автострады Хенераль Пас, их остановил затор. Беатрис проснулась и вдруг потребовала пустить ее к рулю.
— Я хорошо умею, Джерри, вот увидите! Ну пустите меня, хотя бы несколько кварталов…
— Ни нескольких метров. Спите уж лучше.
— Истинный кабальеро выполнял любую просьбу своей дамы, — пробурчала Беатрис. — А почему это мы стоим, уже приехали?
— Нет, путь занят. Сейчас поедем, спите.
— Я уже выспалась…
— Так скоро?
— Угу… Я очень люблю спать в машине… Похоже, будто плывешь. Я сейчас хотела бы очутиться на корабле…
— На межпланетном?
— Не-ет, что вы… Говорят, у марсиан вместо ушей антенны? На самом обыкновенном корабле… Например, на заколдованном корабле Тристана…
— «На обыкновенном заколдованном корабле Тристана», — усмехнулся Жерар. — Скромное желание, Трисс!
— А я и не говорю, что скромное… У меня все желания нескромные. Наверно, у меня необузданная натура.