У черты заката. Ступи за ограду
Шрифт:
— За городом, Трисс. Вы знаете Лухан?
— О, еще бы, я несколько раз бывала там, обычно с паломниками, на страстной неделе. Так что?
— Ну, мы с вами находимся сейчас приблизительно в трех километрах от Луханского шоссе, возле Пасо-дель-Рей. Теперь ориентируетесь?
Беатрис посмотрела на него недоверчиво и прижала к щеке ладошку.
— Пасо-дель-Рей… — тихо ахнула она. — Но ведь это же час езды от города, Джерри! Куда вы меня завезли! — Она рассмеялась. — Я думала, мы где-нибудь не дальше Висенте Лопес или Оливос… Джерри, вы просто киднаппер [42] ! Похитили и завезли на край света, ха-ха-ха… Ну хорошо, а что мы будем делать? Знаете что, поедем немного покатаемся по окрестностям! Куда попало, без всякого определенного плана — это всегда приятнее. Попадется какая-нибудь симпатичная боковая дорога — свернем на нее, потом еще куда-нибудь, пока не заблудимся. Хорошо?
42
Kidnapper — людокрад (англ.).
— У вас хорошая машина, — кивнула Беатрис, похлопав по сиденью. — Хотя мне больше нравятся европейские…
— Почему именно европейские? — рассеянно спросил Жерар.
— Понимаете… в американских иногда чувствуется что-то… немного нуворишское, вы не замечали? Слишком уж роскошно они выглядят — слишком длинный кузов, слишком много никеля, даже, если хотите, слишком много всяких удобств… А всякое «слишком» — это уже плохо. Знаете, если бы даже у меня было много денег, я никогда не стала бы одеваться ни слишком нарядно, ни слишком модно. Это дурной тон. Вы согласны?
— Вполне. И какие же европейские машины вам нравятся?
— Ой, я влюблена в английские… Недавно в одном журнале я видела такой «деймлер»! Просто не верится, что есть счастливцы, ездящие в такой машине. Вы понимаете, Джерри, такая выдержанность, такая предельная, строгая элегантность в каждой линии…
— Э, да вы прямо поэтесса…
Беатрис пожала плечиками:
— Просто я люблю все красивое. И цветы, и красивые автомобили, и… Ну, словом все.
— Красивых людей тоже? — покосился на нее Жерар.
— Нет, что вы! Я их боюсь.
— Красивых людей?
— Угу. Красивых мужчин, хочу я сказать.
— Да, это народ опасный…
— Нет, я не в том смысле. Просто они противные. Джерри, почему так получается, что человек всегда становится рабом своей красоты? Почти всегда, во всяком случае. И мужчины, и женщины…
— Вы тоже?
— Что?
— Вы тоже порабощены своей красотой?
— А у меня ее просто нет, — засмеялась Беатрис.
— Без жеманства, Трисс. Вам это не идет, вы для этого слишком умны.
— А я не жеманничаю, что вы! Просто я не считаю себя красивой. Мне иногда говорили, что я хорошенькая, но это же совсем другое. У меня раскосые глаза… немножко. И Мак-Миллан даже издевается надо мной, называет «joung japanese lady» [43] . Джерри!
— Да, я слушаю.
— Вы не ответили на мой вопрос: почему человек слишком легко становится рабом своей внешности? И почему вообще человек так устроен, что достаточно одной песчинки, чтобы сбить его с пути?
43
Молодая японская леди (англ.).
— Хотите откровенный ответ?
— Разумеется…
— Я вообще невысокого мнения о людях, Трисс.
Беатрис посмотрела на него и промолчала.
— Ну, удовлетворил вас мой ответ?
— Я не верю, что вы можете так думать.
— Да?
— Да, не верю. Вы взрослый и умный — слишком взрослый и слишком умный, чтобы так думать…
— Черт возьми, долг платежом красен… Я назвал вас умной не для того, чтобы получить обратный комплимент, — усмехнулся Жерар.
— А это не комплимент, поверьте… Со мной тоже недавно было такое, что я потеряла любовь к людям и чуть не сошла с ума. У меня было такое состояние, что я готова была покончить с собой. А потом я поняла, что это неправильно… и кроме плохих есть очень много хороших людей.
— И на этом успокоились?
— Да, — вызывающе сказала Беатрис. — То есть не то что успокоилась, а просто поняла свою глупость. Конечно, вокруг нас делается много всякой гадости, но если есть хорошие люди, то они смогут все это переменить.
— Ох, Трисс, блажен, кто верует…
— А я вообще не смогла бы жить без веры!
— Ладно, ладно, — добродушно усмехнулся Жерар, — я не собираюсь вливать яд в вашу душу.
— О, у меня есть сильное противоядие…
— Догадываюсь какое, — кивнул Жерар. — Поэтому-то я и не хочу говорить с вами на эту тему. И вообще это тема скучная… Разве нет? В вашем нежном возрасте только герои Достоевского любят рассуждать о подобных вещах… Этот мальчик, помните, как его…
— Я Достоевского не читала.
— Да? Положим, вам еще рано…
— Не в этом дело. Я спрашивала разрешения у падре, и он не позволил. Не могла же я читать еретического писателя без разрешения своего духовника!
— А, понятно. Словом, давайте поговорим о чем-нибудь более интересном.
— Вы считаете меня глупой, — обиделась Беатрис. — Пожалуйста, как вам угодно.
— Я не считаю вас глупой. Я считаю вас молодой. Хотите, отгадаю желание, которое появилось у вас в тот момент, когда мы выехали из «Бельявисты»?
— Пожалуйста. Все равно не отгадаете.
— На пари? Вам хочется сесть за руль.
— За руль? — Беатрис сделала равнодушный вид и пожала плечами. — Вот еще… С чего вы взяли, что я вообще умею водить машину?
— Вы вчера всю дорогу клянчили у меня пустить вас к рулю. Ну, как, рискнем?
— Я очень осторожна за рулем, — вкрадчиво сказала Беатрис, — я часто беру у папы машину, когда она свободна, так что у меня есть практика. Честное слово! И потом в Кордове я несколько раз ездила из пансиона за молоком, на таком полугрузовичке… Шофер иногда напивался, и тогда я ездила. А в горах это трудно, знаете…
— Ладно, Трисс, сейчас выедем на ответвление, покажете мне свое искусство.
Миновав заправочную станцию «Эссо» на развилке дорог, Жерар свернул на менее оживленную и, остановив машину на обочине, поменялся местами со своей спутницей. Пока он объяснял ей некоторые особенности «манхэттэна», Беатрис нетерпеливо кивала и поддакивала, потом закусила губы и с заблестевшими глазами взялась за руль, тронула рычаг скоростей.
— Ну, давайте, — сказал Жерар, закуривая. — Сначала медленно, пока не освоитесь. Смелее, смелее, только плавно, — ободряюще кивнул он, видя, что она, включив передачу, не решается отпустить педаль сцепления. — Вот, правильно…