У черты заката. Ступи за ограду
Шрифт:
— Это верно, — согласился Жерар. — А вообще заметно, что вы служите Фемиде… У вас уже все повадки следователя.
Беатрис покраснела.
— Вам это неприятно, Джерри, — что я спрашиваю?
— Не в том дело… Меня удивляет ваша склонность анализировать явления… и людей. Обычно это более свойственно мужскому уму.
— О, я вовсе не ради анализа… Просто мне — когда я встречаю что-нибудь непонятное — всегда хочется разобраться и понять. Это плохо?
— Иногда это бывает опасно. Над некоторыми вещами в жизни лучше вообще не задумываться.
— Но, Джерри, как тогда жить? — удивленно покосилась на него Беатрис. — Говорят, самое
— Не пытайтесь понять жизнь, Трисс. Тем более в восемнадцать лет… В таком возрасте можно еще жить не задумываясь. А впрочем…
— Вот именно, — подхватила Беатрис, — вы сами поняли сейчас, что сказали неправильно. Я не знаю — может, другие и могут, а я не могу жить «не задумываясь»… Я сегодня все думаю о вас, понимаете… У вас есть возможность жить так, как вы хотите, заниматься искусством, вы счастливы в семейной жизни, а между тем…
— Что «между тем»?
Беатрис помолчала. На секунду оторвав левую руку от руля, она заправила в прическу растрепанную ветром прядь волос.
— Вы знаете, Джерри… когда я увидела вас вчера в первый раз… там, в баре… мне почему-то сразу подумалось, что вот сидит очень несчастный человек. Вас не обижает откровенность? Мы ведь договорились быть друзьями.
— Какие тут могут быть обиды. Итак, я показался вам несчастным человеком?
— Ну, что-то в этом роде… — Беатрис опять бросила на него быстрый, внимательный взгляд. — И сегодня я еще больше убедилась… Знаете, Джерри, я считаю, что жить на земле становится с каждым годом все хуже и хуже, — вы можете надо мной смеяться, но я это чувствую, как животные чувствуют приближающееся землетрясение… Поэтому мне всегда интересно — не чувствуют ли этого же и другие. Иначе чем можно объяснить, что человек, имеющий в жизни все…
Она замолчала, словно подбирая правильные слова. Машина, мерно раскачиваясь, с гулом пожирала километры белого от солнца шоссе, убегающего вдаль через выжженную и уже по-осеннему бурую травянистую равнину.
— Почему так качает, Джерри? — спросила Беатрис.
Жерар ответил непонимающим взглядом.
— А, это, — сообразил он, оторвавшись от своих мыслей. — Не знаю, амортизаторы слабоваты.
— Качает, как в лодке. Джерри, у вас есть дети?
— Нет.
— А где сейчас ваша жена — в Европе? Она тоже француженка?
— Нет, аргентинка, сейчас она в Бразилии… Поехала навестить подругу.
— Ага… А сколько ей лет, Джерри? Этот снимок, что в ее комнате, — он сделан давно?
— Недавно. Она старше вас на два года.
— Вы очень ее любите?
— Конечно!
— Я хочу сказать… любите именно как друга, не правда ли? — продолжала допытываться Беатрис.
— Как друга, — терпеливо согласился Жерар.
— Потому что иногда можно любить за внешность… Тогда это не то. Это, пожалуй, и не любовь. Господи, как трудно устроена жизнь…
— Хватит вам, философ в юбочке, — усмехнулся Жерар. — Не опережайте своего возраста, это вредно во всех отношениях.
— Я никакой не философ, наоборот, я ничего не понимаю. Но я не могу жить вслепую, поймите!
— Согласен, Трисс. Жить с открытыми глазами куда интереснее. Вопрос только — что безопаснее.
Помолчав, Беатрис спросила нерешительно:
— Скажите, Джерри… вы — католик?
— Нет.
— Протестант? Хотя не похоже…
— Послушайте, чтобы вам не пришлось перечислять все вероисповедания и религии — их слишком много, — я
— Джерри, это не тема для иронии, — укоризненно взглянула на него Беатрис. — Да, я принадлежу к римской церкви. Не знаю… Мне кажется… — Она вздохнула и снова поправила разлетающиеся от ветра волосы.
— Что вам кажется? — спросил Жерар, тщетно подождав конца неоконченной фразы.
— Не знаю, — повторила она, покачав головой. — Атеистом трудно прожить, я так думаю.
— Вот как? — язвительно спросил Жерар. — Вы так думаете? А я думаю, что куда труднее верить в бога — всемилостивого и всемогущего — сегодня, во второй половине двадцатого века, после Хиросимы и нацистских бухенвальдов…
— Что это — бухенвальды?
— А это был в Германии такой лагерь, один из многих… И был еще Дахау, где медики из СС занимались вивисекцией над заключенными. Знаете, Трисс, почему вы еще остаетесь верующей? Да просто потому, что вам… — Он высунул руку в окно и сердито выколотил трубку о борт. — Потому что вам, к счастью, не пришлось побывать в Европе во время последней войны. Вы любите путешествовать — так вот, когда получите возможность, поезжайте во Францию, в департамент Верхней Вьенны, там недалеко от Лиможа есть местечко Орадур-сюр-Глан. Десятого июня сорок четвертого года немцы согнали в орадурскую церковь семьсот человек жителей городка — из них три четверти женщин и детей — и сожгли заживо. Развалины этой церкви существуют до сих пор. Когда вы там будете, Трисс, можете присесть на кучу обгорелого щебня, смешанного с человеческим пеплом, и поразмышлять о божьем милосердии… Трудно прожить атеистом! — фыркнул Жерар. — Вы, мадемуазель, поживите сначала с мое и повидайте то, что пришлось повидать мне, а потом посмотрим, что останется от вашей веры.
— Я не знаю, Джерри… — заговорила Беатрис вздрагивающим голосом. — Вы… вы говорите такие вещи… Я вообще не должна была бы вас слушать, но… бог не может принуждать людей быть хорошими, вернее, не хочет — понимаете? Человеку дана свобода выбора между добром и злом…
— Вот как! — насмешливо воскликнул Жерар. — В самом деле, какой великолепный принцип! Бросьте, Трисс! Попытка оправдать зло принципом свободного выбора — это, знаете ли, годится только для схоластических споров. При первом столкновении с обычной логикой от этого принципа ничего не остается. Принято говорить, что все мы — дети бога, не так ли? Так вот, когда вы, Трисс, выйдете замуж и нарожаете детей, воспитывайте их согласно принципу свободного выбора между добром и злом. Пусть делают что хотят, а вы будете смотреть со стороны и спокойно записывать их дурные и хорошие поступки…
— Джерри, я вас очень прошу! — почти со слезами крикнула Беатрис.
— Да?
— Джерри, не нужно! Есть вещи, о которых нельзя думать, — понимаете? Нужно или верить, или не верить, но… Как вы не понимаете? К вере нельзя подходить так, как вы подходите… Это совершенно разные вещи, Джерри, при чем тут «обычная логика»?.. Это ведь совершенно в разных планах! Мне страшно вас слушать, я понимаю, откуда в вас это разочарование… Поймите, Джерри, ведь нельзя жить с пустой душой! Человек с пустой душой может оставаться нормальным только при исключительно счастливом стечении обстоятельств… А если вдруг случится какое-нибудь несчастье, и в душе нет ничего, абсолютно ничего, что могло бы как-то утешить?.. Я теперь понимаю, почему…