У черты заката. Ступи за ограду
Шрифт:
— Ничего вы не понимаете! — закричал Жерар. — На кой дьявол мне теперь какие-то утешения! Что вы понимаете в моей душе! Оставьте ее в покое и изощряйте свою догадливость на ком-нибудь другом!
Беатрис затормозила так, что машину бросило на обочину. Резко запахло горелой резиной. Выключив зажигание, она пыталась открыть дверцу, дергая ручку в обратную сторону; наконец дверца открылась, и Беатрис выскочила из-за руля. Отступив на шаг, она сказала вздрагивающим голосом, почти шепотом:
— Я думаю, мне лучше вернуться в город… Я остановлю какую-нибудь машину, не беспокойтесь… Я… я очень сожалею, что так
Замолчав, она приложила руку в перчатке — тыльной стороной — к своей щеке.
— Джерри… Я только хотела бы, чтобы вы потом поняли, что это не было просто любопытством… Мне сразу стало вас жаль, с того момента, как я вас увидела… Простите, если это оказалось неуместным…
Жерар сидел молча, согнувшись, закрыв лицо ладонями. Беатрис с минуту смотрела на него с напряженно-растерянным выражением, словно очутившись вдруг перед чем-то необъяснимым и пугающим. Потом она шагнула вперед и, перегнувшись через руль, несмело коснулась его светлых растрепанных волос.
— Прощайте, Джерри… — шепнула она и, закусив губы, отвернулась и торопливо пошла прочь от машины, оставшейся стоять с распахнутой дверцей на обочине шоссе.
Через минуту Жерар, словно очнувшись, поднял голову и рванул дверную ручку. Беатрис стояла в полусотне метров поодаль — одинокая фигурка в темном полувечернем платье с узким корсажем и широкой, как опрокинутый цветок колокольчика, юбке, одна на пустынной, белой от солнца дороге; сцена была нереальной, словно приснившейся.
Все было нереальным — самое его существование, его прошлое, его будущее. Одна лишь тоненькая одинокая фигурка в белой пустыне — девушка, которая могла бы спасти его, случись все это раньше, — она одна — единственная реальность в этом проклятом мире, единственная, которая могла бы и уже не сможет…
— Трисс! — закричал Жерар, подбегая к ней. — Трисс, простите меня, не уходите…
Он схватился за ее руки каким-то предсмертным движением — как утопающий, от которого ускользает спасательный круг.
— Вы не можете оставить меня здесь, — шептал он лихорадочно, — не оставляйте меня сейчас, это единственное, о чем я прошу.
Беатрис осторожно освободила пальцы и, сдернув перчатки, снова отдала руки Жерару.
— Я вас не оставлю… Не волнуйтесь…
Огромный грузовик с ревом пролетел мимо, обдав их вихрем пыли. В пустом кузове, держась за кабину, стоял человек в комбинезоне; он обернулся и проводил глазами странную пару — девушку в праздничном платье и мужчину, который стоял перед нею с опущенной головой, прижимая ее руки к своему лицу.
— Ну успокойтесь, Джерри, — шептала Беатрис, едва сдерживая слезы. — Не нужно… Сейчас мы вернемся, вы отдохнете, и все будет в порядке… — Она раздвинула ладони и, заглянув в глаза Жерару, постаралась улыбнуться.
— Ну, поедем обратно, Джерри?
— Да, поехали, — глухо отозвался Жерар. — Простите эту идиотскую выходку… Мне иногда трудно совладать с нервами…
— Мне тоже, Джерри! — улыбнулась Беатрис. — Я иногда готова искусать всех вокруг, начиная с доктора Мак-Миллана. Идемте!
— Погодите, Трисс… Ваши перчатки, — пробормотал Жерар, подбирая их с земли. — Этак вы все растеряете… И сумочку свою в машине оставили…
— Ничего, — весело сказала Беатрис, — я все равно приехала
Обратно ехали без происшествий, если не считать одного слишком крутого поворота, который Беатрис попыталась взять на полной скорости, поплатившись отстранением от руля. Уступив место Жерару, она весело и не переставая болтала до самой «Бельявисты», рассказывая о своем лицее, о службе и о вечных конфликтах с мисс Пэйдж.
В Пасо-дель-Рей они купили кое-какой провизии, и по возвращении на кинту Беатрис заявила, что будет готовить обед. «Боюсь, что вы составили обо мне превратное мнение, — сказала она весело, — я совсем неплохо готовлю, умею шить и даже вышивать монограммы на белье. Так что вы не думайте, что я «синий чулок», умеющий только размышлять о смысле жизни…» Помощь Жерара она решительно отвергла. Он указал ей стенной шкаф, где Беба держала свое кухонное снаряжение, и покорно ушел в сад.
«Сеньора Бюиссонье одного роста со мной, — подумала Беатрис, застегивая на себе кокетливый накрахмаленный халатик. — Интересно было бы ее увидеть…» Скрутив узлом свой лошадиный хвост, она туго повязалась белоснежной косынкой, натянула резиновые перчатки и принялась хозяйничать.
До сих пор можно было не думать. Вести машину, разговаривать с Джерри, болтать о всяких пустяках, суетиться по кухне, но потом все было сделано, оставалось ждать, пока обед будет готов. Теперь уже ей нечем было заслониться от мыслей.
В кухне было тихо, лишь едва слышно гудела вытяжная вентиляция и нерешительно посвистывал собирающийся закипать чайник. На панели белоснежной электроплиты, напоминающей положенный боком холодильник, мирными рубиновыми огоньками светились контрольные лампочки.
Стаскивая тугие перчатки. Беатрис растерянным взглядом обвела холодно отсвечивающие кафельные стены. Все это было как во сне. Где она? Почему она здесь? Неужели еще вчера вечером она была дома, собираясь в «Гэйлордс» и ребячески радуясь предстоящему посрамлению Пико…
Она прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться, что-то понять. Но что?
И нужно ли? Джерри говорит: «Не пытайтесь понять всего». Почему этот человек вдруг стал для нее таким… таким жалким, праведное небо! Что с ним? Почему он такой? Как он может оставаться здесь один, совсем один в этом доме…
Совершенно один. И ведь с ним творится что-то странное, разве этого не видно с первого же взгляда. Хорошо, пусть там, на дороге, это было только нервной вспышкой, но вообще у него какое-то горе, достаточно посмотреть в глаза. Что его мучает? Какой глупый вопрос! Разве он может не быть несчастным?.. Пройти войну, увидеть все эти ужасы — и не иметь в сердце никакого утешения! А что может утешить того, кто собственными глазами видел кучи человеческого пепла? «Поживите с мое, мадемуазель…»
Нет, об этом нельзя думать, нельзя касаться этого даже краем мысли. Ты же видишь, пример у тебя перед глазами! Если бы можно было сделать для него хоть что-нибудь… Но что, что она может сделать? А эта красавица с улыбкой кинозвезды преспокойно укатила себе в Бразилию, «навестить подругу»… «Боже, если бы когда-нибудь мой Фрэнк оказался вдруг в таком положении, неужели у меня хватило бы жестокости уехать развлекаться?..»