У истоков Броукри
Шрифт:
Нахожу Марию на кухне. Здесь жарко, в воздухе томится сладкий запах, но я быстро подлетаю к прислуге, не обращая внимания. Вытягиваю ключ и шепчу:
– Что все это значит?
– Мисс…
– Я ничего не понимаю. Чья это спальня? Ты знаешь этого ребенка?
– Нет, мисс Адора, я не знаю. Я видела ее лишь однажды, лишь глазком.
– Ее? – внутри холодеет. Я опираюсь спиной о разделочный стол и испуганно гляжу на Марию. Почему-то к горлу подкатывает ком. – Кого? Кто она?
– Девочка, совсем молоденькая, юная, - сетует женщина, взмахивая руками. Ладони у
– Исчезла? Люди не пропадают просто так, Мария.
– А она пропала. В тот же день, когда вы…
– Что? – Я надвигаюсь на прислугу. – Когда я что?
Женщина отводит взгляд. Принимается месить тесто и бурчит себе под нос что-то на испанском, эмоционально шевеля бровями. Я ни черта не понимаю, и это начинает меня жутко раздражать.
– Боже, Мария, я ведь здесь стою. Ответь.
– Простите, мисс, я не могу. Я не должна. Я рискую всем, мисс Адора, этот ключ…, я не должна была вам его отдавать, но – милостивый Христос – каждому должен быть шанс представлен. Каждому, дорогая моя.
– О чем ты говоришь? Я не понимаю.
– Вы и не поймете, пока вам глаза не откроют.
– Так открой.
– Не я.
– А кто?
Женщина переводит на меня взгляд и шепчет:
– Она.
Мария глядит мне за спину, я вихрем оборачиваюсь и вижу на пороге маму. Бледная и ледяная, как глыба льда, она стоит у двери, сжимая на груди костлявые руки. Высокая и еще совсем молодая Сьюзен де Веро похожа на смерть со скрипящими зубами, и мне тут же становится страшно. Я округляю глаза.
– Мама! – откашливаюсь. Мария продолжает готовить, а я делаю шаг вперед. – Мне стоило поздороваться с тобой, когда я пришла. Но я думала, дома никого нет.
– Ты рано, - отрезает она. – Занятия еще не кончились.
– Я отработаю.
Жду, что мама спросит, что случилось. Но она не спрашивает. Она кивает и смотрит мне за спину, на Марию.
– Сделай холодный чай. Принеси в верхнюю комнату.
– Как скажете, миссис де Веро.
– Я не хочу ждать.
– Мам, я хотела спросить, я…
Затихаю. Мой голос становится призраком, как и силуэт матери. Она поворачивается ко мне спиной, не поведя бровью, и она уходит, под звуки моего дико стучащего сердца. Я застываю с открытым ртом. Я гляжу ей в след. Я жду чего-то. Но чего?
Иногда зима приходит раньше. Иногда зима – это не снег и не январские дни.
Иногда зима в наших взглядах, поступках, словах. В наших движениях, в мимике. И не стоит ждать холода за окном. Он уже здесь – между нашими лицами.
– Ох, мисс Адора, - говорит Мария, но я взмахиваю рукой и ухожу. Медленно, будто мне не хочется сорваться с места. Все в порядке, все, как обычно.
Не обращай внимания, Дор. И помалкивай.
Я возвращаюсь в комнату и хватаю с кровати пыльные игрушки. Поднимаюсь вверх, на этаж родителей и оглядываюсь, надеясь не попасться на глаза матери. Я кладу куклу на комод, прямо у входа в родительскую спальню и прячусь за угол, прикусив губы. Сьюзен каждый день проверяет окна на этаже, прежде
Я не могу дышать. Следую за мамой, смотря, как она рассекает воздух, спускаясь в самый низ дома. К центральному холлу. Камин трещит и щелкает, и Сьюзен де Веро лихо бросает в огонь старую куклу, не скрывая ледяного ужаса в глазах. Ее руки дрожат. Все ее тело дрожит. Не могу поверить в то, что вижу. Гляжу на нее из-за поворота и думаю: что же скрывают от меня родители? Какова же тайна нашего поместья?
ГЛАВА 8.
Люди движутся быстрее обычного. Я вижу, как они скользят смазанными линиями в нескольких метрах от меня, я слышу их голоса, но это больше похоже на шум. И я крепко сжимаю перед собой в замке руки, глядя куда-то сквозь время. На что способны люди? Я уверена, что на все. И это жутко пугает, ведь мои родители могли сотворить что угодно, если у них не было выбора; если перед ними была цель.
– И что ты думаешь?
Я растерянно поднимаю подбородок и вижу Лиз с нахмуренными бровями.
– Ты меня не слушаешь.
– Я просто…, - потираю холодными ладонями лицо. Я здесь, я в университете, и это моя подруга, которая реальна. Все реально. А мои мысли – иллюзии какого-то заговора. Я вдруг думаю, что стала параноиком. – Прости, о чем ты говорила?
– О том, что нам поменяли расписание. Теперь у нас не совместная литература. Что же мне делать полтора часа на лекциях Аутора?
– Слушать.
– Прямо как ты меня?
Я кривляюсь и нехотя поднимаюсь с места. Закидываю на плечо сумку. Хочу сказать Лиз о том, что случилось вчера, но не успеваю, так как вижу перед собой Мэлота и его не очень приятную компанию. Конрада в том числе. Чертовы богатые сынки. Одинаковые и фальшивые. Как же я терпеть их не могу.
На самом деле, мне всегда казалось, что Мэлот отличается от них. Он глубже, у него есть история, прошлое. Ему плохо, он разбит, и ему нужен тот, кто починит его, как часы. А те парни, что его окружают…, они избалованные богатенькие сынки, которые кривятся и улыбаются одинаково. Обычно меня тошнит, когда они оказываются рядом.
– Доброе утро, - мурлычет Конрад, подходя ко мне. От него пахнет перегаром, и мне становится дурно. Я отворачиваюсь, идя к корпусу. Рядом материализуется Мэлот, и меня бросает в жар. Что на этот раз он со мной сделает, и за что? Я не говорила с Эрихом, я его даже не видела.
– Не спеши, - говорит он, ловя меня под локоть. – Мы идем вместе.
– Что? – я смотрю на брата. – Как это мило.
– Да, как настоящая семья.
– Интересно, когда мы успели ею стать.
– Станем прямо сейчас, если ты прекратишь говорить.