У истоков Броукри
Шрифт:
– Устала, - соглашаюсь я, отстраняясь. – От того, что все мне лгут. Лиз бы никогда не порезала вены. Она бы ни за что не решила покончить с собой.
– Иди домой, Адора.
– Нет, стойте. – Я хватаю Обервилля за локоть и недовольно свожу брови. – Вы ведь знаете, вы понимаете меня! Лиза не сама это сделала, она не могла.
– Это не имеет значения, - мужчина покачивает головой, - не вмешивайся.
– Что вы имеете в виду?
– В официальном заключении твоя подруга предприняла попытку покончить с собой, и я ничего не могу с этим сделать.
–
– Зачем тебе правда? – Едва слышно отрезает мужчина. Он глядит на меня голубыми, широкими глазами и практически страдальчески выдыхает. – Держись подальше от этого. Ты не должна вмешиваться, иначе пострадаешь.
– Вы знаете, кто это делает? – Ошеломленно вспыхиваю я. – Скажите мне. Я должна знать. Иначе все это будет продолжаться снова и снова. Прошу вас!
– Я не знаю, Адора. Я ничем не могу тебе помочь. Иди домой.
– Но как же Лиз? Ее пытались убить, верно? – Мы смотрим друг на друга. – Верно?
Мужчина стискивает зубы. Осматривается и шепчет:
– Шрамы глубокие, кривые. Чтобы оставить такие нужно приложить много силы, а у твоей подруги, увы, такой силы нет.
Он больше ничего не говорит. Я застываю с распахнутыми глазами, а он уходит, так и не посмотрев на меня. Гляжу ему в след. Его белый халат развивается по воздуху. Руки в тисках сжимают папку с документами. Высокий, умный и совершенно сломленный. Лжет, чтобы больше никогда не угодить в ловушку, и из одних цепей попадает в другие.
Убийца не он, и не его сестра. Дэбра Обервилль ни за что бы ни подставила родного брата. Я так думаю. Но тогда остается отец Конрада. Какой ему прок погружаться в те дни, когда жизнь была игрой на везение: узнают или нет, осудят или примут. Никто бы не стал действовать себе во вред. Если события той ночи раскроются, пострадает не только моя семья, но и семья Бофорта, и тогда в чем смысл?
К Лизе меня не пускают. Я смотрю на нее сквозь стеклянную перегородку, и сердце у меня сжимается от дикого страха. Ее рыжие волосы обрамляют бледное лицо. Хрупкая и маленькая она похожа на спящую красавицу. Кто же сделал с ней такое? Зачем? Неужели причина лишь в том, что она моя подруга? Убийца действует, не причиняя боль мне, но причиняя боль тем, кто находится со мной рядом. Чего он добивается? Чего хочет?
Я прихожу домой, сопровождаемая охраной. Отец приказал, чтобы меня довезли из больницы и провели вплоть до комнаты. Волнуется? Странно.
Я сажусь на кровать и свешиваю вниз руки. Смотрю в окно – на улице совсем темно, не видны облака, деревья, коттеджи – и поникаю. Кто бы мог подумать: еще чуть-чуть, и я бы потеряла дорогого мне человека.
Неожиданно дверь в мою комнату открывается. Я смотрю через плечо и растерянно замираю. Мэлот мешкает на входе, однако затем со вздохом пересекает порог и бредет ко мне, засунув руки в карманы джинс. Он садится рядом и сплетает в замок пальцы.
– Как она?
Я пожимаю плечами. Не знаю, что ответить на этот вопрос.
–
Усмехаюсь. Смотрю на брата и замираю. Мне неожиданно становится страшно. Что если я потеряю его? Что если все люди, которые мне дороги, начнут уходить? Как я смогу с этим жить? Отвожу взгляд, покачиваю головой и вдруг понимаю, что глаза наполняются слезами. Нет, только не при Мэлоте! Я не должна…, я…
Слезы катятся по щекам. Я порывисто их вытираю и шепчу:
– Прости.
– Дор…
– Не обращай внимания. – Мои пальцы дрожат. Улыбаюсь и передергиваю плечами, почувствовав себя на редкость растерянной. – Я просто…, просто испугалась наверно. Не знаю, что буду делать без Лиз. И знаешь, что самое страшное? – Мэлот смотрит на меня, а я никак не могу согнать с лица эту глупую улыбку, пусть и плачу. – Что мне кажется, что я ее потеряла.
Я вновь отворачиваюсь. Зажимаю пальцами рот и неожиданно чувствую, как Мэлот притягивает меня к себе. Он неуверенно обнимает меня, а я сильнее плачу. Прижимаюсь к брату и впервые чувствую себя его сестрой. Он неумело поглаживает мои волосы. Шепчет что-то неразборчиво, я не слышу.
– Ты была права. – Наконец, громче отрезает он. Тем не менее, его голос сиплый. – Я должен был послушать тебя. Этот человек перешел черту, Дор. Нужно найти его.
– Но как? – Отстраняюсь и потираю пальцами глаза. – Я запуталась, Мэлот.
– Расскажи мне. Попробуем распутаться вместе.
Я киваю и выкладываю брату все, что знаю. Рассказываю об Эрихе, о том, как нашла его раненого у стены и как спасла вместе с Марией. Как он провел меня в Нижний Эдем, и как мы встретились с Хельгой Штольц. Рассказываю о родителях, о том, что они сделали; об отце Конрада, о деканше и ее брате. Я рассказываю все, что знаю, а затем мне внезапно становится так спокойно, что я недоуменно вскидываю брови.
– Катарина, - шепчет Мэлот, упав лицом в ладони, - я помню ее.
– Помнишь? – Удивляюсь я.
– Немного. Дело в том, что я жил в пансионате и приезжал сюда только на лето. Мне иногда приходилось пересекаться с родственниками родителей. Но я думал, они уехали.
– Почти.
– Выходит, отец спас тебя.
– Да. Но он совершил преступление.
– И кто-то пытается отомстить, - брат кивает и пожимает плечами. – Возможно, мы с тобой не зря так долго не общались. Видишь, как много интересного ты мне рассказала.
Я прыскаю от смеха и возмущенно вскидываю брови.
– Ты действительно считаешь, что это стоило того?
– Возможно. – Мэлот кривит губы. – Нужно поговорить с папой.
– О, нет. Не выдумывай.
– Почему? Он должен знать.
– Они и так все знают. – Хватаю брата за локоть. – Поверь, наши родители давным-давно в курсе, что все неприятности связаны с тем, что случилось тринадцать лет назад.
– Мы все равно должны поговорить с ними, Адора. Они должны знать, что мы знаем. Это же наши родители! – Парень распахивает зеленые глаза. – Мы должны им доверять, пусть это сложно и наивно. Но мы…, мы просто должны.